Сестра Рэд начала отдирать от свежей туши мясо и добралась до печени.
Мозг игуанодонов отметил факт появления новой пары охотников. Поскольку пара гораздо более опасна, чем двое одиноких рапторов, игуанодоны будут в следующий раз более осторожны.
Вечером Рэд улеглась поближе к птенцам, согревая их в логове среди кустов. Почти всю ночь она не сомкнула глаз, охраняя свое новообретенное семейство.
Вечер был неприятный, моросил дождь и дул ветер, заставляя Рэд то и дело дрожать. Но это не имело значения. Она упивалась звуком, которого не слышала уже очень давно, — похрапыванием сестры.
Дети и мать сразу же уснули, растянувшись рядышком, а Рэд осторожно опустилась между сестрой и одним из птенцов, мягко подвинув детей в сторону. Они заворчали, но не проснулись. Рэд прислонилась к сестре, и та вздрогнула, зарычала и открыла один глаз посмотреть, что же ее разбудило. Опять что-то прорычала, перевернулась, закрыла глаза и принялась храпеть дальше.
Именно такой Рэд помнила ее.
Конец мая
Компьютер родства
Царап — царап — ерзание — царап — царап.
Птенцы проснулись, почесываясь.
Ууущ — царап.
Рэд с сестрой тоже зачесались и проснулись. Зуд поверг их в уныние. Обе знали, отчего они чешутся. Паразиты. Маленькие зеленые и коричневые клещи кишмя кишат под кустами, мокрыми от дождей. Их слюна содержит наркотическое вещество, поэтому они могут пробуравить шкуру так, что и не заметишь. Клещи практически невозможно выцарапать, когда они уже внедрились под кожу.
Для ютарапторов клещи страшнее целого стада разъяренных игуанодонов. Они несут с собой боль, истощение и смерть. Обычно рапторы валяются в содовой грязи, чтобы задушить кожных паразитов. Давно, еще в детстве, в Монголии, Рэд с родителями почти каждый день ходила купаться весной в содовом озере. Обычно это помогало. Монгольские клещи — большинство из них — погибали под содовой грязью. Лишь немногие оставались под кожей, напиваясь крови, позднее выпадали и выводили потомство где-нибудь под мокрым кустом. Монгольские клещи редко истощали рапторов. Эти же — из Юты — были совсем другие. Они проникали в кожу и вызывали сильные отеки. Если раптор чесался лапами или терся о дерево с грубой корой, отеки становились еще больше. Внутренняя защита ютараптора — иммунная система — почти не способна была справиться с этими побочными явлениями от укусов клещей Юты.
Сестры с тремя детенышами отправились к туше игуанодона и как следует подкрепились. Взрослые чесались, ерзали и поглядывали на низкие деревья поблизости, высматривая особенных маленьких птиц, которых рапторы считают своими друзьями. Но птичек нигде не было видно. Рапторы побрели к берегу на водопой. Рэд нервничала теперь гораздо больше, чем в одиночестве, беспокоясь за детенышей. В ее мозг была встроена программа высокой оценки семейных связей. Ее зрение и слух, а особенно обоняние могли безошибочно определить раптора из ближайшей родни. Каждый вздох в компании сестры подтверждал их кровную связь. В компьютер ее подсознания было заложено твердое правило: «В первую очередь заботься о своих детях, каждый из них — это продолжение тебя. Затем заботься о детях сестры».
Рэд не удалось произвести на свет собственное потомство, поэтому сила инстинкта заставляла ее посвятить себя племянникам. Эти птенцы несли в себе часть ее собственной генетической информации. Спасение их — все равно что спасение самой себя.
Легкое волнение на поверхности воды выдавало присутствие четырехфутового крокодила породы берниссартия. Он слишком мал, чтобы напасть на взрослого раптора. Но крокодилы умны и умеют выждать благоприятный момент. Еще детенышем Рэд видела, как другая ее сестра исчезла в мутной монгольской реке, чтобы вынырнуть минутой позже уже в пасти крокодила.
Рэд прошлепала по воде несколько ярдов и зашипела на крокодила, который тут же беззвучно скрылся в глубине.
Стая рапторов напилась. Детеныши шумно играли, не давая Рэд покоя. Залезали ей на спину, оттуда бросались в воду, поднимая фонтаны брызг и грязи. Взрослым это надоело. Рэд схватила одного детеныша зубами и аккуратно, но решительно понесла на луг. Ее сестра взяла другого. Третий тут же потерял всю свою игривость и бросился за остальными.
Крокодилица затаилась под водой на глубине пяти футов. Она не была ни испугана, ни рассержена. Она думала. Мысли ее текли неторопливо: ждать, ждать, ждать. Это она умела делать превосходно. Она весила в десять раз меньше Рэд, но была гораздо старше: она жила на свете уже тридцать четыре года. И могла считаться лучшей крокодилицей-матерью в Юте. За последние двадцать два года она успешно произвела на свет двадцать выводков яиц, в каждом от восьми до двадцати крокодильчиков. И только два года оказались слишком засушливыми, чтобы откладывать яйца. Она была свирепой защитницей гнезда — всегда без колебаний бросалась с раскрытой пастью на любого динозавра или самца крокодила, который слишком близко подходил к ее потомству. Эта угроза, подкрепленная столбом брызг, всегда срабатывала. Теперь в Юте жили сотни взрослых или почти взрослых крокодилов из ее потомства. У нее уже был целый выводок внуков. Гены ее прочно закрепились в последующих поколениях. Это была мать, заслуживающая золотой медали.
Материнство у крокодилов зависит от терпения. Крокодилица может две недели ждать следующей добычи, произвольно замедляя в своем организме обмен веществ. Она способна оставаться под водой целый час, не дыша, почти полностью подавив внутренний энергообмен. Ее крокодилья мудрость основывается на неспешном, обдуманном образе жизни.
Она взрослела очень медленно, каждый год усваивая что-то новое, и лишь в двенадцать лет достигла зрелости. Самостоятельная жизнь не застала ее врасплох, как сестер рапторов. Их теплокровные организмы росли быстро и уже в четыре-пять лет достигли половой зрелости. Им приходилось обучаться на ходу, беспрестанно рискуя и живя в ускоренном темпе.
И вот крокодилица сидела и ждала. Кончик хвоста у нее был отрублен, а спина исполосована длинными шрамами — память о юности, когда она попыталась устроить засаду на динозавров, слишком больших, чтобы затащить их в воду. Уже десять лет она не повторяла подобных ошибок и впредь никогда не повторит. Она умрет медленно, от старости, после шестидесяти лет, когда тысячи ее потомков заселят все речные системы Северной Америки. Когда она умрет, ее кости рассыплются в прах, но ее многочисленное потомство будет распространяться и размножаться.
Сестры рапторы не обращали внимания на крокодилицу после того, как она ушла под воду. Для них не видеть — значит забыть. Сестры озирались в поисках тех особенных маленьких птичек, которые могли бы помочь им избавиться от паразитов.
Наступило время послеполуденного отдыха, и стая лежала подле останков игуанодона, время от времени подкрепляясь. Дети загоняли друг друга в пустую грудную клетку жертвы, похожую на пещеру. Всего два дня назад они покинули гнездо и теперь с каждой минутой становились смелее, все дальше отходя от матери. Сейчас свежего мяса игуанодона было в избытке, и их детское соперничество на время поутихло.
Зуд и чесотка продолжали мучить Рэд.
Ее сестра издала пронзительный крик, встала, наклонилась вперед и снова вскрикнула. В этом громком звуке не было угрозы. Рэд тоже поднялась и закричала.
Такой сигнал используется редко. Он означает: я здесь — я не буду кусаться — я здесь.
Мягкий шорох оперенных крыльев послышался с верхушек саговниковых деревьев. Стая китайских птиц, которые перекочевали в Америку вместе с рапторами, спорхнула вниз, опустившись неподалеку от рапторов.
Рэд то и дело издавала взволнованный вой. Она улеглась, вытянув шею на траве, и старалась выглядеть как можно более кроткой. Но не могла уследить за своим хвостом. Его жесткий конец дергался из стороны в сторону. Птицы немедленно взлетели.
