— Брр…
— А что же делать, Сеамни? Мы не можем больше терпеть такую угрозу.
— Стоит ли думать об этом, когда мы не знаем, как справиться с Разломом?
— Мы справимся, дочь Дану. Непременно справимся. Я тоже дралась с козлоногими — тогда, в первый раз. Видела их неисчислимые живые волны; кое-кто из наших, признаюсь, потерял тогда сердце. Падали на колени, рыдали, кое-кто, да простит меня мой Император, от медвежьей болезни пострадал… Но встали ведь, собрались, за руки взялись — и одолели! Одолели, Сеамни! И этих одолеем. Мельин огромен, а куда б ни побежали, всё равно упрёмся в океан; а на южном континенте до сих пор правит крылатый ужас. Да если б даже и не правил — козлоногих не остановят ни горы, ни даже море, ты ж это понимаешь не хуже меня, дочь Дану.
Сеамни кивнула.
— Я не знаю, что нас ждёт в этих пирамидах, — продолжала тем временем Сежес. — Сперва идея моего Императора, да простится мне эта вольность, показалась мне просто… э-э-э… неразумной. Но, знаете, морское путешествие не зря прописывали, что называется, «для успокоения мыслей». Ведь существование пирамид выглядит совершенно бессмысленным. Твари валом валят из самого Разлома…
— А слова Нерга о том, что это их магия делает бестий именно козлоногими? — напомнил Император.
— Они блефовали, — решительно отрубила Сежес. — Радуга билась с точно такими же тварями, и безо всякой «магии Нерга». Полагаю, всебесцветные хитрецы прознали, какой облик примет вторжение, и поспешили выдать это за результат «своих усилий».
— А что нергианцы могут предпринять сейчас, раз уж тебе так хорошо рассуждается, Сежес? Они выпросили разрешение на человеческие жертвоприношения, и я не раз задавался вопросом, для чего им эта формальность, если вся Империя охвачена хаосом — так что же, они пустят в ход магию крови?
— Благодарю моего Императора, — усмехнувшись, слегка поклонилась чародейка. — Да, я так думаю. Магия крови, особенно в исполнении Нерга, — могущественное оружие, им пренебрегать никак нельзя. Сейчас, в пору всеобщего отчаяния, полагаю, всебесцветные как раз и воспользуются жалованной грамотой моего Императора. Начнут хватать простолюдинов, прикрываясь указом из столицы. И, я боюсь, те, кого это не коснётся, будут премного довольны. А остальным рты заткнёт императорский указ. На открытую войну они не пойдут — она им ни к чему, словам «посла» о том, что вторжение из Разлома им интересно прежде всего с «научной точки зрения», — она состроила презрительную гримасу, — я склонна доверять.
— Тогда всё решится, кто кого опередит — мы у пирамид или Нерг с магией крови, — нахмурился Император. — Клянусь, что после Разлома мы нанесём визит вежливости ко всебесцветным. И тогда посмотрим…
— Слова истинного Императора!
— Оставь лесть, Сежес, это у тебя скверно получается.
Третий день разношёрстная флотилия держала курс на юго-запад, бесшумной рыбьей стаей скользя вдоль имперских берегов. Осталось позади устье Тиллы, близился Разлом. Пираты не показывались; зато Император вдосталь насмотрелся на последствия их набегов. В прибрежных деревушках мало где остались целые дома; всё больше одни лишь закопчённые печные трубы да немногочисленные выжившие, побирающиеся на пожарищах. Морские разбойники свирепели и выметали всё подчистую, забирали рабов, сколько могли увезти, — пронеслись слухи, что на рынках Полуденного берега живой товар резко подскочил в цене.
В каждой деревне Император останавливаться, конечно, не мог. Тем более что вскоре они миновали расползающийся, подобно гангрене, фронт козлоногих.
Разлом уже изверг из себя миллионы подобных созданий; победить такую массу в открытом бою было невозможно ни при каких обстоятельствах.
И вот теперь представилась возможность воочию увидеть, что ждало Мельин и его обитателей после того, как через них прокатится волна вторжения.
Император, Сеамни, Сежес, Вольные, легаты и центурионы, простые легионеры — все высыпали на палубы, до рези в глазах вглядываясь в молча марширующие шеренги чудовищ. Впрочем, слово «марширующие» едва ли тут подходит — козлоногие просто брели, без строя, без порядка, просто брели, однако за ними оставалась самая настоящая пустыня. Ободранные, нагие скелеты деревьев, лишившиеся ветвей, коры и листьев. Размётанные по бревну жилища. Разорванные в клочья звери и птицы, кто не смог сбежать или улететь; флотилию преследовал неотступно-сладковатый запах тления.
Однако постепенно поток козлоногих поредел, а потом и вовсе сошёл на нет, взорам Императора и его свиты открылся пустой, мёртвый берег — не только с опустошёнными лесами и уничтоженными селениями, но и с отравленными родниками; как оказалось, козлоногие не поленились стащить в русла ручьёв и речек груды падали.
Легионеры мрачно молчали. Увиденное обессиливало, полнило ужасом. Даже если они каким-то образом победят — что делать с этой безжизненной пустыней, уже расползшейся по самым старым, коренным имперским землям?
— Там, поди, и землица-то родить не будет… — услыхал Император безнадёжные слова одного из Серебряных Лат, седоусого ветерана, прошедшего кошмар битвы с Алмазным и Деревянным Мечами.
Правитель Мельина сжал зубы, однако прошёл мимо. Людей убедит только победа, никак не слова, пусть даже самые мудрые и правильные.
Козлоногие прокатились мимо, сгинули кошмарным наваждением; а гребцы уже безо всяких понуканий налегали на вёсла. Счёт шёл на дни, самое большее — на недели.
…Разлом они миновали ярким солнечным днём. Император мог только поразиться, как близко подступила к морю роковая трещина. Очертания жуткой раны, рассекшей плоть Мельина, скрывал привычный уже туман; однако за туманом, на недоступном ранее восход-ном краю Разлома, высились ступенчатые тени исполинских пирамид.
— И с какой же мы начнём? — ни к кому не обращусь, вздохнула Сежес, сидя в направлявшейся к берегу шлюпке.
— С самой первой, — отозвался Император. — Если не увидим ничего, что направило бы наши поиски в ином направлении.
Следом за ними гребли другие лодки — Серебряные Латы, в полном вооружении, готовые прикрыть правителя Мельина и его телохранителей-Вольных. А ещё дальше отваливали тяжёлые баркасы с гномами — Баламут наотрез отказался оставаться в резерве.
