— Вот уж не знаю, — холодно бросил Борис. — Ему нужно время, чтобы с ней поговорить.
— Когда же вы нас туда пропустите?
— Когда сочту возможным. До телевидения мне дела нет. Меня это не колышет. Главное для меня — три женщины в квартире.
— Четыре! — тут же поправил Борис. — Или Маша уже не в счет?
Борис явно разозлился.
— Не придирайтесь к словам. Бросьте эти ваши журналистские подколки. Я учел все, что надо.
— Так нас пропустят в дом?
— Я вам уже сказал. И не выводите меня из себя.
— Ладно, договорились.
— И не забудьте, что вам нужно убраться оттуда как можно быстрее. Он пообещал, что, после того как войдет Маша, он выпускает женщин. Ущучили?.. Если застрянете там, мы будем вынуждены принять меры.
— Что это значит? — возмутился Артем.
— Это значит, — заорал Борис, — что вам лучше не раздражать его своими камерами и лампами, иначе он полдома спалит. Вместе с вами!
Артем отпрянул назад, словно боялся, что Борис вот-вот схватит его за грудки, а тот некоторое время молча его рассматривал, а потом демонстративно сплюнул.
— Ничего такого не будет, — сказала Маша.
— Вы все с ума посходили, — сказал Артем, оглядываясь на нее. — Зря я вообще с вами связался. Делайте что хотите.
Борис нежно обнял Машу за плечи.
— Не нужно паниковать, уважаемый, — обратился он к Артему. — Я на девяносто девять процентов уверен…
— Да пошел ты со своими процентами! — проворчал Артем. — Ему на тебя просто наплевать, Маша. Так и знай.
Борис убрал руку с ее плеч.
— Одному тебе не наплевать, умник, — презрительно бросил он.
— Ну хватит! — прикрикнула на обоих Маша. — Давайте займемся делом. Каждый своей работой… Я уверена, все обойдется, — повторила она.
— Ладно, за работу, — сказал Артем и кивнул оператору, чтобы тот приготовился.
Нужно было снять эпизод с оперуполномоченным на фоне черной пасти подъезда, куда предстояло нырнуть на свой страх и риск Маше Семеновой.
Тут ей пришла в голову одна идея.
— Боря, — попросила она, — попроси кого-нибудь сбегать в ближайшую палатку и прикупить чего- нибудь из съестного. Я возьму это с собой. Думаю, что на сытый желудок наш друг будет более дружелюбным и сговорчивым. Как-никак это мужчина. Да и я не прочь перекусить. Я с утра на кофе.
— Отличная мысль! — восхитился Артем.
— Как мне самому это в голову не пришло? — кивнул Борис. — Подождите, я сейчас все организую.
Он вытащил бумажник и подошел к одному мальчику-сержанту из оцепления, который, кажется, нервничал больше, чем все они вместе взятые. Пока он объяснял ему что к чему, Рома Иванов шепнул Маше:
— Ты и правда не боишься?
Она задумалась, но только на мгновение.
— Как ни странно, но у меня такое чувство, что все закончится благополучно.
Он улыбнулся.
— В этом нет ничего странного. Это интуиция. Когда я работал в военной редакции, у меня было точно такое же чувство. Это очень важно.
Маша подняла брови.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Где мы только не работали — ив Карабахе, и в Приднестровье, и в Таджикистане. В общем, мотались за горячим материалом по горячим точкам. И при этом я всегда прислушивался к своей интуиции. Если в душе есть уверенность, то все кончается благополучно… Нет уверенности… — Он запнулся.
— Что тогда?
— Тогда — хреново. Неприятностей не избежать. Лучше дома сидеть. Это уж проверено.
— А не хреново себя чувствуешь, когда от командировки отказываешься, ведь у остальных твоей интуиции может и не быть? — улыбнулась Маша.
— Еще бы не хреново, — вздохнул Рома. — Еще как хреново.
— Ну и как тогда поступать?
— Смотря по тому, что хреновее, — пожал плечами звукооператор.
— Интересная теория. Я бы назвала ее теорией хреновости.
— Да уж можно и так. Чего-чего, а этого самого продукта в ней предостаточно.
— Что ж, посмотрим теперь, как она работает. Рома снова улыбнулся и занялся своей аппаратурой.
Тем временем Борис уже отослал сержантика за провизией, а сам надел для телекамеры пиджак и начал причесываться.
— Все готовы? — спросил Артем. — Тогда поехали!
— Пожалуйста, — начала Маша, обращаясь к Борису, — пару слов о том, что здесь происходит.
Петров прокашлялся в микрофон.
— Да, в общем, ничего такого особенного, — пробубнил он. — Тут один гражданин вот заперся в квартире. Вместе с женой, ее сестрой и тещей. Мы предполагаем, что он вооружен.
Тут Борис поднял руку и неопределенно указал большим пальцем себе за спину. Оператор дал крупным планом подъезд и окно на шестом этаже, прикрытое пестрой занавесочкой.
— Как вы об этом узнали?
— Да он нам сам и позвонил. Террорист, то есть. Заявил, что взял заложников. Вернее, заложниц. Пригрозил, что убьет жену и двух других женщин, а после застрелится сам.
— Что это на него нашло, он не говорил?
— Видно, захотелось увидеть себя по телевизору.
— А если серьезно?
— Да уж какие тут шутки. У него две канистры с бензином и граната.
— Он выставил какие-то требования?
— Только чтобы ты… то есть вы, — исправился Борис и продолжал: — Вошли в квартиру и переговорили с ним о его проблемах. Потом он обещал сдаться. Вот, собственно, и все.
— Итак, — подытожила Маша, — ситуация заключается в том, что тот человек готов сложить оружие и отпустить женщин, если именно я с ним побеседую? Это так?
Борис Петров только руками развел. Мол, что тут добавишь. Такая вот ситуация.
. — А если бы я отказалась, — предположила Маша, — вы думаете, он способен выполнить свою угрозу?
Борис Петров снова развел руками.
— Вряд ли. Но лучше перестраховаться.
— Значит, милиция решила переложить свои функции на журналистов? А если бы на моем месте была бы ваша жена, Борис, или просто любимая женщина, — повторила Маша перед камерой вопрос, который задавала ему по телефону, — вы бы позволили ей идти туда?
Он чуть-чуть покраснел. В кадре это вряд ли будет заметно.
— А ваш муж, простите, вам это позволил? — парировал он.
Теперь покраснела она. Это тоже будет вряд ли заметно на экране.
— Только с тем условием, чтобы я вовремя вернулась домой, — выпалила она.
— Я его понимаю, — кивнул Борис.
