И только над самой землей воробушки кое-как ухитрялись выровняться, чтобы не разбиться вдребезги о засохшую землю.
Посыпались эти молодые воробьи на поле. Как раз на то место, где старые воробьи подбирали зерна. Были они такие усталые и голодные, что, едва придя в себя набросились на еду.
Старики их спрашивают:
"Уже вернулись из теплых стран? Чир, чир, чир!" А молодые - ни гугу, знай клюют зерно.
"А знаете ли вы, - говорит воробей с выщипанным хвостом, - кто трудился, не жалея сил, чтобы вырос в поле хлеб? Чир, чир, чир!"
Молодые воробьи - ни слова. Молчат. Только клювы мелькают - так они торопятся.
Когда немного подкрепились, отвечают: "Хлеб сам родился!"
"Всю весну и пол-лета ты в гнезде просидел, что ты можешь знать? говорит бесхвостый воробей. - Поглядел бы ты, сколько человеку пришлось поработать, чтобы созрели эти зернышки! А ведь клевать не стесняешься! Чир, чир, чир!"
Молодые воробьи промолчали. И с тех пор на вечерних собраниях на тополе что-то не было речи об отлете в теплые края. Зато много говорили о том, что хлеб уже везут на мельницу и там всегда можно кое-что найти. И о том, не пошарить ли в саду - там есть сливы, а то и груши.
Молодые выслушивали ораторов, не противореча. Даже тогда, когда один из стариков сказал, что с человеком можно ужиться, если не воровать у него на глазах и уметь вовремя спрятаться на заборе или на дереве. Все было тихо и мирно. Вдруг ни с того ни с сего - скандал! Когда старики прилетели на тополь, молодые сообщили им, что завтра летят в лес. Они, мол, решили теперь поселиться в лесу и питаться лесными ягодами или, на худой конец, мошками.
"Зачем? Зачем? Чир, чир, чир!" - недоумевали старые воробьи.
"С человеком можно жить, - чирикнул вертлявый во-робейка, который верховодил у молодых,-но сейчас на поля и в огороды вышли какие-то страшные твари. Туловище у них из жердей, на голове старые шляпы, а пальцы из соломы! А мы узнали от вороны, что в лесу таких чудовищ нет. Летим в лес!"
"В лес! В лес! В лес!" - надрывалась вся молодежь. И снова поднялся такой тарарам, что старая сова выглянула с колокольни и крикнула:
"Тихо! Цыц! Что такое? Кугу! Ну, попадись мне только ктонибудь из вас! Век меня не забудет!"
Старейший воробей, когда старики спросили его, что он обо воем этом думает, не отвечал ничего, а прямо полетел на чердак, где у него была уютная квартирка.
С первыми лучами солнца молодые воробьи отправились в лес. Смотрята горлицы целыми стаями кружат над верхушками сосен. Спрашивают воробьи: "Что у вас стряслось?"
"Нет больше нашего любимого корма, - отвечает им одна. - И погода вот-вот испортится. На морозе ворковать не станешь. Мы улетаем! Для горлицы родина там, где всего вдоволь и тепло!"
"Летим в теплые края! - закричали остальные горлицы. - Хотите с нами?"
"Нет, спасибо! - отвечали воробушки. - Нам это не подходит. Мы остаемся в лесу".
"Тут ласки! Берегитесь ласок!" - проворковали горлицы, а больше ничего не сказали, потому что им было некогда.
Молодой вожак заметил на можжевельнике ягоды. Он чирикнул об этом своим. Воробьи облепили можжевельник. Клюют ягоды. Аж клювы у них сводит до того противно! Но едят и похваливают. Как же им признаться, что от этих лесных ягод, от такого деликатеса у них все нутро наизнанку выворачивает!..
И вдруг - писк! Запищал один, второй, третий воробьишка.
"Ой, пустите! Караул, спасите!"
Воробьи поднялись - и наутек. Полетели в огород. Поглядели - - и глазам своим не поверили. На тех самых чудищах, от которых они убежали, сидят старые воробьи и как ни в чем не бывало почесывают носами крылышки.
Старый воробей - тот самый, с выщипанным хвостом, - спрашивает:
"Ну что, вернулись уже из лесу? Как вам понравились ягоды, чир, чир, чир? Видно, не всем они впрок пошли, чир, чир, чир!"
Молодым и крыть нечем. Больше они в лес уже не летали.
3
Как-то полетели воробьи на мельницу клевать рассыпанное зерно. Что-то их спугнуло. Они взлетели и спрятались у мельника в саду. Рос в этом саду старый ясень. На нем было гнездо скворца. В такой деревянной будочке, прибитой к дереву. На дощечке перед скворечником сидел скворец. Он вертел хвостом и сам вертелся, как полагается скворцу. Заметил воробьев и начал напевать: "Чижик-пы... где ты бы... Чижик-пы... где ты бы?.." Хоть он и старательно подслушивал, что люди поют, но всю песенку выучить не сумел.
"Воображала! Думает, наверно, что похож на человека! Похож, как же!" - чирикнул какой-то дерзкий воробушек.
Но скворец, очевидно, не услышал. Он снова повертел хвостом и говорит:
"Этот сырой климат мне вреден! У меня же голос, понимаете? Боюсь потерять свой дивный голос. И вообще пребывание в этой стране для птицы моего круга и с моим талантом... Я уезжаю! В Италию! Ах, Италия!.. Может быть, весной вернусь. Прошу посторожить мой дом. Чижик-пы... где ты бы... гм! Так и есть - уже охрип. До свидания!" - крикнул он, вспорхнул - и только его и видели.
"Лети куда угодно, паяц расфуфыренный! А мы тут останемся!" - крикнули вслед ему воробьи. А бесхвостый воробей чирикнул:
"Когда вернешься, найдешь в своем доме два - три приличных воробьиных семейства".
И в тот же вечер на совещании бесхвостый воробей спросил молодых:
"Ну как, собираетесь покидать родную землю?"
"Никогда! Тут нам жить и умирать!" - дружно отвечала молодежь. А один крикнул:
"С человеком можно поладить!"
"Его даже приручить можно!" - пробормотал бесхвостый воробейка и одним глазом покосился на воробьиного патриарха.
Но старейший воробей и на этот раз ничего не сказал и сразу же закрыл собрание, потому что дождь лил не на шутку. А у старика был ревматизм, и в ненастье у него всегда ломило в правом крыле. Только по дороге на чердак он шепнул Бесхвостому:
"Набрались ума, ребятишки! Порядочные воробьи выросли, чир, чир, чир!"
"А когда мы им покажем ручного человека?" - спросил Бесхвостый.
"Когда настанет время, чир! - осадил его старец. - Ох, и замучил меня этот ревматизм!"-простонал он и зарылся с головой в солому, которой полно было на чердаке.
