Сашка некоторое время подождал, но никто не вернулся. Видимо, Гоша умер от столбняка, а Вовчик его оплакивал. Поняв, что предстоит работать одному, Сашка хотел выдернуть из сугроба лопату Вовчика, которая была удобнее его собственной. Но тут дверь в котельную распахнулась, и высунулся Кузепыч.
— А ключ ты мне не тот принес! — заявил он.
— Какой ключ? — растерялся Сашка.
— Я ж говорил: те, что в изоленте, они, якорный пень, все разболтанные! Да не, не надо ничего! Я справился! — Кузепыч неуклюже повернулся, как пробирающийся между камней краб.
Сашка предложил почесать ему спину.
— Забыл? Ты мне только что почесал! — удивился Кузепыч и опять скрылся в дыму.
Сашка, ошеломленно глядящий ему вслед, услышал звук скребущей по асфальту лопаты. Он заглянул за угол и увидел фигуру в шныровской куртке.
— Вовчик? — окликнул Сашка, хотя уже видел, что это не Вовчик.
Человек обернулся. Сашка узнал того, кто до дикости раздражал его на любом любительском видео, чей голос был ему омерзителен, когда он слышал его в записи, и лицо которого, тщательно отыскиваемое на всех фотографиях, всегда получалось исключительно плохо. В общем, самого противного и одновременно самого любимого человека на земле. То есть самого себя.
Сашка вспомнил двойную ягоду, которую череп вытянул из камня.
— Привет! — сказал человек.
— Привет! — ошеломленно отозвался Сашка. Он отметил, что двойник ведет себя более естественно и менее напряженно.
Не желая признавать этого, Сашка решительно — а слишком большая решительность — это косвенный признак нерешительности — протянул ему руку. Двойник протянул ему свою. В момент соприкосновения Сашкину руку ужалило во внутреннюю часть локтя, как это было однажды в детстве, когда он схватился за оголенный провод телевизора. Сашка рванулся и, не устояв, упал в сугроб. Когда он вскочил, двойника перед ним не было. Лопата Вовчика валялась на снегу.
«Он исчез? Или я исчез?» — подумал Сашка, не решаясь ее поднять.
Но одно Сашка успел почувствовать несомненно: прикоснувшаяся к нему рука не была рукой призрака. Материальная, настоящая, живая рука. Сашка назвал своего двойника Сашка-1, он же Сашка-Уно, он же просто Уно. В конце концов прижилось именно это последнее имя.
Уно появился и на следующий день. Утром он в пегасне помогал Меркурию лечить Бинту разбитое копыто. Вечером дал фофан Макару, который закрыл Кирюшу в туалете для девочек. Сашка этого не видел, но ему сказали, что он это сделал, и он догадался, что это был Уно.
Про Уно Сашка не рассказывал никому. Даже Рине. Рина сообщила ему сама, из чего Сашка заключил, что ее встреча с Уно уже состоялась.
— Ты был очень мил сегодня днем. Обручальное кольцо из моркови — это супер. Правда, я его случайно съела! — Рина потерлась щекой о его куртку.
— Из моркови? — с недоумением переспросил Сашка.
— Ну да. Сделаешь мне еще?
Сашка пообещал. Обнимая Рину, чтобы она не видела его лица, он вспоминал, что идея про обручальное кольцо из моркови приходила ему и самому, но он почему-то не довел ее до конца. А Уно довел. Все-таки одна синяя ягода опережала в пульсации другую, и, похоже, эта была ягода Уно.
Продолжающаяся осада делала жизнь ШНыра все сложнее. Речь о выживании пока не шла, о голоде тоже, хотя Макс и мечтал, как он съест Бинта, и каждый день на ушко сообщал об этом самому Бинту. Самым скверным было то, что без новых закладок их мир обеднялся, накапливая усталость и поломки, псиос же ведьмарям продолжал поступать. В эти дни эльбы были даже, кажется, щедрее обычного. Получить череп и собрать все уникумы воедино — очень большая ставка.
Телепортации были блокированы. Ведьмари поставили где-то рассеиватель, создававший большой разброс. Ночами Сашку мучили кошмары. Сашка понимал, что это закладки, которые он до сих пор не вернул, прорываются к нему сквозь ослабленную сном волю. Череп сдерживал их, но с каждой следующей ночью все слабее. Сашка ощущал гнев уникума. Уникум — простая сущность и решает проблемы просто. Если не можешь владеть мной, умри и отдай меня другому.
Если Сашка был до сих пор жив, то лишь потому, что ножка гриба, несущая бесконечное терпение, тормозила разрушительный эгоизм крошечного пера. Но это не могло продолжаться долго.
Как-то, допоздна задержавшись в пегасне, Сашка ненароком подслушал разговор Кавалерии и Меркурия. Они шли по проходу и негромко беседовали.
— На что. Рассчитывают. Ведьмари. С этой осадой, — сказал Меркурий.
— Как на что? Мешают нам нырять! — ответила Кавалерия.
— Одного этого. Мало.
— Надеются, им вынесут уникум?
— Слишком наивно. Уморить нас голодом. Тоже наивно. Должна быть другая. Причина.
Сашка постоянно размышлял об этих словах Меркурия, но до правильного ответа додумался опять же не он, а Уно. Утром Сашка обнаружил у себя под подушкой лист в клетку, на котором его собственным почерком — странно было читать записку от самого себя! — было написано:
«Привет!
Я, кажется, понял, зачем эта осада. Гаю важно удержать нас в ШНыре. Любой ценой. Гай знает, что здесь избавиться от закладок нельзя, и ждет, пока череп разрушит нас с тобой. А потом Гай его перехватит.
Вот такие вот дела!
Я (ты, мы и т. д.)
З.Ы. Ну, может, это и не так, но это единственная версия, которая приходит мне в голову.
З.Ы.1. Ужасно тупо, но одновременно интересно писать письмо самому себе. Не дуешься за морковь? По-моему, мы хорошо пнули Гамова. Он смог бы додуматься только до кольца с бриллиантом, но никак не до морковного!»
Глава восемнадцатая
Пастух и его жена
Человек может услышать и принять лишь ту мысль, отзвуки которой уже звучали прежде в его душе.
Едва выдалась свободная минута, Сашка отправился в шныровскую библиотеку. За минувшую зиму она сильно разрослась, поскольку в декабре Кузепыч со свойственной ему запасливостью всосал списанную библиотеку воинской части. Кузепыч вообще имел привычку брать все, что ему предлагают: книги так книги, гвозди так гвозди, старые рамы от теплиц так старые рамы. Даже если вещь вообще никак не нужна была Кузепычу, он все равно ее «кузепил» — просто на всякий случай. Вещи чувствовали это и стекались к Кузепычу со всех сторон.
В библиотеке Сашка застал Рину. Рина ходила между полками и выбирала книгу, а вместе с ней выбирала и настроение, потому что каждая книга несет в себе свое настроение навеки запечатанным, точно в невидимом сосуде.
— Было бы здорово собрать счастье всех книг в коробочку! — радостно заявила она Сашке.
— Зачем? — не понял он.
— Ну как? Открываешь коробочку, а там счастье! Понимаешь, да?
Сашка понимал, но сейчас ему больше хотелось поговорить с Вадюшей. Дождавшись, пока Рина выберет себе настроение и уйдет, Сашка отыскал его в читальном зале.
Стараясь не дышать пылью от рассыпающейся бумаги, Вадюша разбирал хозяйственные записи семнадцатого века. К его свитеру булавкой была приколота большая кремовая роза. На Сашку Вадюша покосился настороженно: он не забыл еще, как стаскивал его со стола, вырывая тетрадь Рины.
— Красиво, — сказал Сашка, кивая на розу.
Вадюша самодовольно усмехнулся.
— Да вот, поклонница одна подарила… тайная… — небрежно уронил он.
Сашка уважительно присвистнул, хотя утром случайно видел, как Вадюша с секатором идет в Зеленый Лабиринт, где таких роз предостаточно.
— Вы же историю ШНыра хорошо знаете? — спросил Сашка.
Вадюша скромно потупился. Он мог бы ответить на вопрос, кто из шныров 2 августа 1801 года сломал себе зуб. При условии, конечно, что это было где-нибудь записано.
— А ШНыр всегда был здесь? Ну, мог он быть не в ШНыре?
Вадюша посмотрел на Сашку с такой снисходительностью, что она почти граничила с хамством:
