Платье из белого поплина было слишком элегантным. Я выбрал ситцевое в синюю и белую клетку — очевидно, Алиса или Агата лет пять-шесть тому назад ухаживали в нем за цветами в саду.
Последние экскурсанты уже покидали комнату Артура, когда я понял, что куда-то засунул свои башмаки. Я засуетился. Но пока я их искал, Джеймс и его свита уже покинули башню.
Очень грустно. Но в конце концов никакой трагедии нет. Если Уинстон одолжит мне свои брюки, я уберусь отсюда завтра утром, и даже при более благоприятных обстоятельствах.
Но Уинстон, естественно, предполагавший, что я уже скрылся, ужинать со мной не пришел. Делать нечего — придется идти к нему и его разбудить. Скупо освещая себе путь спичками, я на цыпочках поднялся по большой лестнице, ведущей из кордегардии, свернул налево, прошел по длинному коридору до кабинета естественных наук и прокрался туда со всеми возможными предосторожностями, опасаясь какой-нибудь каверзы со стороны Юпитера.
Справа от меня была комната мэтра Дашснока. Слева — комната Уинстона. Из-под двери мэтра Дашснока просачивалась неизменная полоска света от ночника. Как и леди Памела, спящий, без сомнения, ждал нового визита Артура. Я мысленно посмеялся над этим. Но из-под двери слева не просачивалось никакого света. Уинстон наверняка спал крепким сном.
Я, как кошка, приоткрыл его дверь и чиркнул спичкой: Уинстон и в самом деле мирно спал в своей кровати восстанавливающим силы сном. Я вошел в комнату, закрыл за собой дверь, подкрался к кровати, чиркнул еще одной спичкой и тихонько окликнул Уинстона:
— Уинни! Уинни! Это я, Джон! Уинни, проснитесь! Мне нужны штаны.
Когда я произносил последнюю фразу, Уинстон наконец открыл глаза, и тут моя спичка потухла. Я шарил в поисках третьей спички, а сам продолжал настаивать:
— Наверняка у вас есть какие-нибудь старые штаны. Штаны, которым два-три года…
Третья спичка на мгновение вспыхнула, осветив не столько лицо Уинстона, сколько мое одеяние.
— Я верну вам штаны в самые ближайшие дни…
И тут-то Уинстон завопил во всю силу своих легких, призывая на помощь.
Я был так ошеломлен, что выронил коробок спичек и только потом обратился в бегство. Но в потемках, тщетно отыскивая дверь, наткнулся на стенку.
— На помощь, мэтр Дашснок! Здесь Артур! — продолжал вопить Уинстон.
Я был не в состоянии оценить комизм происходящего. А тут еще раздался вдруг лай Юпитера, который и вовсе заглушил мои объяснения.
Наконец я нащупал дверь, но стал дергать ее не в ту сторону. И, потеряв голову, сам заголосил:
— На помощь! На помощь! Меня заперли! Я не могу выйти.
— Смелее, Уинстон! Держитесь! Я иду… — раздался голос мэтра Дашснока.
Терзаемая мной дверь каким-то чудом открылась, и я ринулся через кабинет естественных наук, такой же темный, как комната Уинстона, опрокидывая на своем пути населенные змеями колбы и целые стада чучел, а кругом звенело разбиваемое стекло и грохотала мебель, на которую я натыкался. Мчась зигзагами через всю эту разруху, я рванулся к какой-то двери, распахнул ее и устремился туда, где, по моим расчетам, находился коридор…
В это мгновение меня ослепила вспышка магния, я от нее шарахнулся и наугад попятился, как оказалось, в нужном направлении…
Была секунда, когда я решил, что попался, потому что, нажав на грушу, мэтр Дашснок торжествующе завопил:
— Он в моих руках, Уинстон!
Это означало, что ему удалось сделать фотографию.
Потом я не раз размышлял о странном поведении мэтра Дашснока. Ему довольно было протянуть руку, чтобы схватить меня, как кролика, за шкирку. Но, думая прежде всего о своей науке, он с поразительным хладнокровием предпочел сделать фотографию.
Сдается мне, что кое-какая лженаука и сегодня вот так упускает добычу ради ее тени. Но это уже другая история…
Много часов подряд пролежал я на своей балке, мало-помалу успокаиваясь, но смутно опасаясь всяческих бед. Мне не повезло и с Уинстоном, и с мэтром Дашсноком. И зачем только понадобилась учителю еще одна фотография!
После бессонной ночи весь понедельник 20 августа я то впадал в дремоту, то изнывал от нетерпения. С утра до вечера по Малвенору бродили люди. Я слышал глухой шум и топот ног. Джеймс совсем охрип. Очевидно, известие о таинственных окровавленных отпечатках уже широко распространилось, а новый фотографический успех мэтра Дашснока дал новую пищу скептицизму и противоборствующим страстям.
Я не мог дождаться минуты, когда смогу наконец спуститься в кладовую, — у меня были основания надеяться, что Уинстон больше не обманет моих ожиданий.
Он и в самом деле явился туда раньше меня и притом в совершенной ярости:
— Ну-с, что ты делаешь здесь в эту прекрасную звездную ночь? И какая муха тебя укусила, с чего тебе вздумалось разыгрывать призрака? Мы были на волосок от катастрофы! Ты неисправим!
— У меня пропали штаны, Уинни.
— Штаны? Так, значит, мне это не приснилось… Я стал объяснять, оправдываться, а под конец твердо сказал:
— Разве я мог предвидеть, что вы станете кричать не своим голосом только оттого, что я попрошу у вас старые штаны? Дашснок оказался храбрее вас!
Удар попал в цель, Уинстон был задет.
— Хорошие шуточки ты шутишь! — заявил он. — Поставь себя на мое место! Я считал, что ты уже удрал. И вдруг меня будит какая-то девчонка и требует, чтобы я дал ей штаны! Конечно, я подумал, что это очередная проделка Артура. Подумал — это сильно сказано! Я был не в состоянии о чем-нибудь думать. Вспомни, какая обстановка царит в Малвеноре с тех пор, как ты сюда явился. Мы путаем настоящих призраков с подделками, и так каждый день, а это — хуже нет!
Я признал, что действовал недипломатично. Уинстона тронул мой покаянный тон. Я окончательно успокоил его, дав ему самую торжественную клятву, что уберусь из замка вместе с первой же экскурсией, которая объявлена на вторник… если только он раздобудет мне какие-нибудь брюки.
— Не волнуйся, Джон, — если хочешь, у тебя будут три пары брюк.
— Я мог бы убраться уже сегодня, если бы вы, Уинни, поняли, что обознались, и догадались принести мне брюки минувшей же ночью.
— Но я же понял, что к чему, только когда мэтр Дашснок показал мне первый отпечаток нового снимка! Вот тебе экземпляр, дорогой Джон, пусть останется у тебя на память…
Вторая фотография получилась еще более отчетливой, чем первая, так что Уинстон, конечно, без труда узнал меня на ней.
— Что за невезение! — вздохнул Уинстон. — Какая нелепая ошибка! Мэтр Дашснок в полном восторге, хотя и теряется в догадках, пытаясь объяснить этот случай. Бедный папа, у которого уже в полном смысле слова ум за разум заходит, вообразил, что Артур переоделся девочкой, чтобы меня соблазнить, и это, уж не знаю почему, очень его беспокоит. А тетя Памела трезвонит повсюду, что Артур поселил в замке подружку… От разговоров, которые велись у нас за ужином, спятит самый здравомыслящий человек. Но дела у нас идут хорошо… В ожидании, пока будет установлено, кто изображен на второй фотографии, ее уже поместили рядом с первой, возле бильбоке и отпечатка окровавленной ладони, и она вызывает восторг толпы…
Я поспешно прервал Уинстона, чтобы попросить у него объяснений насчет окровавленной ладони, о которой мне было известно больше, чем ему.
— Ах да, Джон! Конечно! Ты же не в курсе! У меня у самого память отшибло! Так знай же, ночью, накануне того дня, когда ты должен был уйти из замка, Артур — на сей раз настоящий Артур! — оставил кровавые следы на бильбоке, на почти инкунабуле… и даже рядом с ними! Обнаружив это во время первой воскресной экскурсии, Джеймс хлопнулся в обморок. Он уже приходил в себя, когда Алиса и Агата имели неосторожность рассказать ему о большой Библии, которая лежит в библиотеке, — Артур кровавыми буквами написал на первой странице Апокалипсиса три слова…
— Какие три слова, Уинни?
— Мене, текел, фарес. Ты историю знаешь?
