Чем-то он похож был на инспектора Мука. Интонациями, что ли? Может, здешняя система на всех кладет отпечаток?
Когда наставник юношества, дернув кадыком, «глотнул», Корнелий спросил:
– Ну, а как пацанята эти? Правда говорят, что недоразвитые?
– А откуда мне знать? Машина учит, машина проверяет… Если на оценки глядеть, то вроде все нормально, как в колледже… Тем более, что учатся без каникул, сам видишь…
– А почему?
– Ну посуди, что им еще делать-то? Взаперти живут. Знай учись… Хотя, конечно, без толку это. Академические мужи говорят, что машинная педагогика, без живого учителя, ни фига не стоит… Глотнуть еще, что ли?
– Постой… Скажи, а тебе их не бывает жалко? Ты же все-таки как раз и есть учитель. Живой вроде…
– А какой прок от моей жалости? Они все равно безнадежные.
– Как это?
– Ну, как с неизлечимой болезнью… Ты правда будто с Луны… Хотя я такой же был сперва… Что у них впереди-то? На работу их почти не берут, значит, рано или поздно все равно уголовная статья. А девчонки куда? Замуж кто возьмет безындексную? Одна дорога…
– И никакого выхода?
– А какой выход? Машинное законодательство просто не предусматривает бичей…
– Кого?
– Бичей! Бич – безындексный человек. Официальный термин уланских канцелярий. Не слыхал, что ли?
– Я слыхал проще: «безында»…
– Один черт. Обожди, я сейчас. Вот так. По правде говоря, их, по-моему, лучше сразу было бы… безболезненно. Да ты так на меня не гляди, я не зверь какой-нибудь. Только если уж мы себе машинную стабильность выбрали, то к чему изображать гнилой гуманизм, как в кино… Ты ведь на старинном клавесине компьютерные задачки решать не будешь…
Корнелий сел у стены в глубокое пыльное кресло. Закинул ногу на ногу. Сказал раздумчиво:
– Я эту машинную стабильность не выбирал, туда ее… и туда… Меня взяли за шиворот и поставили перед ней навытяжку, я не просился…
– Ну и что? Недоволен?
– Иди глотни, – вздохнул Корнелий.
– Ага… Послушай, ты через полчаса перемени им программу на грамматический курс. А младшим – на чтение. Красную кнопку на зеленую. А я пока… посижу тут.
После обеда заглянул в каморку Корнелия Альбин. Ребята в спальне мальчиков играли на полу в электронное лото. И слышно было иногда негромкое: «Гуси-гуси, га-га-га…»
– Ну как? – бодро спросил Альбин.
Корнелий лежал навзничь на тахте.
– Шеф, – сказал он медленно, – а чего это вы так паршиво содержите ребятишек-то? Они в родительских грехах не виноваты.
– Почему паршиво? В соответствии с инструкциями Управления по…
– Иди ты с Управлением. В доме даже экрана нет.
– Они смотрят кино на учебных машинах. Сколько положено…
– Их отсюда хоть куда-нибудь выпускают? В парк, в город…
– Должны быть прогулки… От тебя зависит.
– Да?.. Я смотрю, тут многое зависит от любого… А что, шприц – это узаконенный метод воспитания?
– Какой еще шприц?
Корнелий, морщась, рассказал.
– Ну, это свинство, – поморщился и Альбин. – Это Эмма. Она, конечно, стерва. Давай, я ее совсем прогоню, а? И никого больше брать не буду. Ты же все равно здесь безвылазно.
– Надолго ли… – усмехнулся Корнелий. И почуял, что страха нет. Устал он бояться.
– А чего тебе? Живи. – Альбин тоже заусмехался. – Пока я тут на должности, все в ажуре. Только ты это… Ты не обижайся на это дело.
– Какое?
– Да понимаешь… Предписание-то надо выполнять. Я, значит, поднагреб там золы, в банку запечатал и послал на адрес супруги твоей. Как положено.
Интересно, что Корнелий почти ничего не почувствовал. Он лишь с любопытством ощупал стоявшего над ним Альбина взглядом.
– Ты чего? – Альбин вроде бы смутился.
– Да так. Думаю: ты человек? Может, биоробот? Говорят, были такие. В эпоху неконтролируемых экспериментов…
Инспектор Мук не обиделся. Сказал примирительно:
– Тебя бы в мою шкуру. Бытие определяет сознание. Не слыхал про такое?
– Слыхал. Кстати о бытии. У меня-то ведь нет учебной машины с экраном. Не добудешь ли хотя бы портативный ящичек? А то я однажды вечером свихнусь.
– О чем речь! Свой принесу, автомобильный!
К удивлению Корнелия, ребята не очень обрадовались экрану. Правда, первый вечер они провели у ящика неотрывно. И все же, как показалось Корнелию, смотрели передачи скорее из вежливости, чтобы не обидеть взрослого воспитателя. Настоящий интерес у них появлялся, лишь когда показывали новости или видовые фильмы. Корнелий понял: им, живущим в клетке, нравится смотреть на обыкновенную жизнь – на разных людей, на суету городских улиц…
На следующий день Антон попросил:
– Господин воспитатель… господин Корнелий, можно мы не будем смотреть кино, а лучше погуляем?
– Как хотите, – слегка уязвленно откликнулся Корнелий.
Маленький Чижик, видимо, почуял его обиду. Тронул за рукав и тихонько объяснил. Доверчиво так:
– Мы кино-то часто глядим. Когда учитель спит, Антон – чик и переключит сразу с учебы на передачу. Он умеет.
– Болтушка, – поспешно сказала Дина. – Вы его не слушайте, господин Корнелий, он всегда сочиняет.
Прошло три дня. И казалось, он здесь давным-давно. И ребят уже всех знает по именам, и даже втянулся в нехитрые воспитательские заботы. Очень нехитрые. Потому что ребятишки жили тихо, самостоятельно и послушно под началом Антона и Дины. И он жил – с привычной уже пустотой внутри, с бездумностью. С глубоко затаенным страхом. Со смутным намеком на какую-то надежду…
… – Гуси-гуси, га-га-га! Улетайте на луга!
И вдруг – вскрик. Суета. Тышкина ровесница и подружка Тата проколола ногу. Острый сучок воткнулся в ступню сквозь истершийся пластик подошвы.
Сидит, держится за ногу, кровь между пальцами. Всхлипывает, но негромко. От дома уже мчится Лючка с бинтом и пузырьками.
– Ну-ка, дай промою…
– Не-е…
– Кому говорят!
Тата улыбается сквозь слезы:
– Лючка-злючка, не кричи. Пусть Антон лечит, у тебя пальцы щекотливые…
– Пустите-ка меня… – Корнелий сел, прислонился к стволу яблони, рядом усадил девочку. Ногу ее положил себе на колено… Кровь закапала брючину. Так уже было когда-то, с Алкой. Та, правда, громко ревела… А как это больно – раненая нога, – он помнит… – Ничего, маленькая, потерпи, это быстро.
– Ага, я терплю.
– Умница.
Обезболивающий раствор. Тампон. Бинт.
– Не туго?
– Не-е…
Какая крошечная теплая ножонка. А ведь и в самом деле, была когда-то у него маленькая дочь, Алка.
– Давай, отнесу в спальню. Надо полежать…
– Давайте, я ее отнесу, господин Корнелий. – Это Антон протянул руки. – Давайте. А к вам… вон, идут.
Это шагал через двор Альбин. Старший инспектор Мук.
Нехорошо засосало под сердцем: «Он – за мной?»
Вот тебе и «не осталось страха»!
Альбин Мук подошел с озабоченным лицом:
– Слышь, Корнелий, тут такое дело…
«Понял… – тоскливо подумал Корнелий. – Что ж, пойду… Надо встать… А может, в драку? Почему я должен как теленок на убой?..»
Но инспектор Мук сказал хмуро:
– Скоро привезут одного… Пацанчик лет десяти. Странная история… Ты подготовь, что надо.
