А он такой: «Тебе все это недаром видно».
А я ему: «Для тупых, s'il vous plait».
А он мне: «Потому что полагается брать только больных, умирающих. Это у тебя в природе хищника заложено. Раньше я этого не знал — когда, ну… потерялся, а теперь вот знаю».
Верняк, фигассе. А поэтому ему такая: «Хор, а как ты становишься туманом?»
А он мне: «Это ментальное. Совершенно. Об этом нельзя думать, этим просто надо быть».
А я ему такая: «Ты мне мозг сношаешь, да?»
А он такой: «Нет, если думаешь, ничего не получается. Тут надо просто быть. Слова мешают. Мне кажется, поэтому у котов это выходит на инстинкте. Вот в чем ключ. Инстинкт. Я на инстинкте не очень могу. Я ж вербозный парень».
А я ему вся такая: «Я тож вербозный парень», — как типа тотальный дебилозавр. Верняк. Как это я, действующая Владычица Тьмы Большого Района Залива, могу опуститься до того, что изрыгаю диалог наномозглой королевы красоты, когда мне следует наслаждаться дурманящей властью моего вампового бессмертия? А просто — все потому, что я романтическая поблядушка и с этим ничего не могу поделать. Если парень делает или говорит что-то романтическое, я вся такая: «Ой, прошу, пэжэ, прощенья, сударь, дозвольте мне понизить коэффициент интеллекта на пару делений, и ох, если вы будете так добры, сударь, не могла бы я вам предложить сие влажное, однакож беспомощное полое место, которое, к тому ж, еще и, похоже, заблудилось». Явно же я родилась не в то время. Мне следовало жить во времена «Грозового перевала». Хотя будь я Кэти, я б выследила этого кента Хитклиффа и обработала его хлыстом для верховой езды, как какая-нибудь профура садо и мазо, у которой номер его «черной карты» записан. Но это я так.
Кароч, в «Фэрмонте» голяк. Поговорили с коридорным и мужиком за стойкой консьержа, который поговорил с мужиком за стойкой портье, который сказал, что он не может разглашать сведений об их постояльцах, и тут я такая сотенную бумажку выхватываю, и он сразу такой, мол, «рыжая» больше не появлялась после того дня, как легавые приходили про нее расспрашивать. Сказал, что легавые у нее из номера сумку-термос забрали.
И Томми такой: «Она просто исчезла».
А я ему вся: «А кофе не хочешь? У меня пакет крови есть и десять штукарей в сумке». Носферату могут тотально пить латте, если крови в него начислить и если только у них нет лактозной непереносимости.
Он тогда остановился и на меня смотрит. И такой: «Честно, десятка? Думаешь, хватит?»
А я ему такая: «Ну, тебе придется глотать дешевку, а мне вот нравится пить латте прямо из вены младенчика, но эти маленькие засранцы нынче недешевы».
Тут он мне такой: «Лана, вот тут меня от тебя реально жуть взяла».
Поэтому я ему вся: «Сосет у тебя восприимчивость. Пошли за кофе да повампирим по ходу, типа сутенеров поколотим, что не».
«А с каких пор колотить сутенеров — это по-вампирски?»
«А с тех, — говорю, — как Графиню искала, а они меня пытались вербовать, птушто я до офигения сексапильна, так что отчаявшиеся обсосы встанут в очередь тотально платить, чтоб только меня склеить, а это лестно и что не, но мне все равно кагбэ мнится, что мною злоупотребляют из-за моей юности и наивности».
«И ты поэтому хочешь их поколотить», — грит.
«Я хочу на них испытать такое кунг-фу, где типа у них вырываешь сердце и его им же показываешь, пока оно еще бьется. Tres макаброво, поп? А кроме того, сдается мне, изумление у них на рожах будет того стоить. Ты так делал, когда вы с Четом ходили людей истреблять?»
«Я из того вообще ничего не помню. И не помню, чтоб кого-нибудь истреблял».
«Потому-то сутенеры меня и вербуют. Вы с Четом сожрали у них всех блядей».
«Ты говоришь так, будто это мерзко».
«Хор, а по-твоему выходит, жрать блядей — милое дело. Лучше поговори со мной про поэзию, пис-сатель».
Тут он весь такой сокрушенный стал и что не. И типа: «Меня Джоди так зовет».
А я ему такая: «Извини. Ты ее где теперь хочешь искать?»
«Не знаю, — говорит. — Сколько времени?»
Тут я на часы гляжу, которые мне Графиня задарила, и вся такая: «Начало второго», — а голос у меня ну чисто «я тотальная говняшка на палочке».
«Тогда Полк-стрит».
А я такая: «Почему Полк?»
Он мне тут: «Потому что у меня нет другого плана, и нам нужно обратиться к волшебству».
А я тут: «Клево! Вжарим черной магии!»
Был соблазн станцевать попой мой танец тотального празднования черной магии, но я спохватилась, что это выдаст мой секрет.
Тащемта заваливаем мы в эту кофейню на Полк-стрит, а в ней полно хипья и хипстерья, парочек на свиданках, и пьянчуг трезвеющих, и кого не. И все поворачиваются и смотрят на нас. А меня колбасить начинает, птушто тут только я понимаю, что макияж не поправляла с тех пор, как лицо отклеила от стенки в берлоге нашей любви.
Поэтому я вся такая: «Томми, псссст, я похожа на труп людоеда на крэке?»
А он такой останавливается и смотрит на меня секунду, а потом типа: «Да не, не больше обычного».
А я такая: «У меня глаза енотовые?»
А он мне: «Ты как бы вывела свой стиль бракованного клоуна на новый уровень — теперь у тебя еще и кровь запекшаяся на губах. Славно выглядишь».
Хлад, хоть и остолоп из Индианы, но милым быть умеет. Я тут же поняла, что приняла верное решение — избрать его своим Темным Владыкой, хоть ему и всего девятнадцать, а не пятьсот.
И такая чувствую — надо в ответ ему что-то приятное сказать, поэтому такая: «А ты в этом прикиде не такой уж и жалкий». И тут понимаю: прозвучало не так приятно, как я хотела, поэтому типа сразу: «Мне тройной соевый латте с первой группой крови, пока мы волшебства ждем и чего не».
А Хлад мне такой: «Она здесь».
Верняк. Я такая: «Чёоо?»
Хлад тащемта отправил меня за кофе и сказал, что встретимся за столиком в глубине, поэтому я такая прихожу, а он там сидит с таким невъебенно жирным голубым дядькой — на нем лиловый шелковый колдунский халат с серебряными звездами и лунами, башка вся бритая, и на ней пентаграмма выколота, в точности такая же, что я Ронни маркером на голове рисовала. Верняк же ж! А перед ним на столике хрустальный шар на подставочке, которая из драконов сделана, и табличка: «МАДАМ НАТАША. ЯСНОВИДЕНИЕ $ 5.00. ВСЯ ВЫРУЧКА ИДЕТ НА ИССЛЕДОВАНИЯ СПИД».
Поэтому я такая подхожу, а Хлад весь типа: «Мадам Наташа, это мой клеврет Эбби Нормал».
Я тут сразу вся: «Enchante, — типа на чистейшем, блядь, французском. — Уматнейшая у вас подводка, мадам». А у него паучьи такие накладные ресницы и блестки в туши до самых ушей.
А Мадам Наташа мне типа: «Ой, приятно слышать, дитя. У тебя прикид тоже tres chic. Только жакет носить нужно, такая малютка, как ты, замерзнет с таким туманом».
Тут я такая совсем было включаю антимамский базар «ты-мне-не-начальник», как вдруг соображаю — а мне-то как-то с этим ништяк. Ну типа я и с МамБотом бы поладила, будь она невъебенным голубым дядькой.
Я сажусь такая рядом с Мадам Наташей, птушто Хлад типа на стуле клиента сидит и весь такой: «Мадам Наташа предсказала мне судьбу, когда я только приехал в город, и сообщила, что я встречусь с девушкой, но там все время карта смерти выпадала, и вот этого она никак не могла вычислить». Потом такой поворачивается к Мадам и типа: «Но вы в самую тютельку попали. Я в итоге познакомился с мертвой девушкой».
А Мадам ему вся такая: «Ох батюшки», — и вытаскивает откуда-то из подбородков крохотный такой веер и давай им обмахиваться.
Тащемта я выуживаю из сумки пакет с кровью и чутка себе в кофе начисляю, а потом — Хладу, и он такой: «Эбби, убери это немедленно».
А я такая: «Пчу?»
А он на людей вокруг кивает, которые на нас тотально и не смотрят, только текстят как подорванные. И такой: «Они слетят с катушек».
А я такая: «Ох, сцуко, я тебя умоляю. Они видели мой глазной грим, видели, как я прикинута, видели мои таинственно окрашенные волосы — они подумают, что я намеренно их провоцирую на слет с катушек тем, что делаю вид, будто лью кровь в кофе. Поэтому теперь они все неистово не слетают с катушек, чтоб не доставить мне удовольствия, птушто иначе перестанут быть изощренными городскими вуаёрами. Не первый раз замертво, селянин».
