Выкуси

«О, а она мне нравится, — Мадам такая выдает. — С огоньком девушка».

А Хлад типа: «Тада лана».

А я ему: «Если ты настаиваешь на этом своем „тада лана“, я буду вынуждена заменить себе Темного Владыку».

А Мадам вся такая: «Звучит и впрямь несколько от сохи, голубчик».

Тут Томми такой: «Да какая разница, как я говорю? Вы же помните, Мадам, правда? Вы меня помните же?»

А Мадам ему вся: «О да, да, теперь вспомнила. Это же вы побили олимпийский рекорд по мастурбации, нет?»

Томми ей такой: «Э-э, нет, в этой части мы меня с кем-то путаете, э…»

Тут, кароч, повелителю типа пора было протянуть руку помощи, если вы меня пмаете, поэтому я такая: «Ой не парься, это у тебя стресс, под напрягом все так делают. Я вот прямщаз под столом с клитором ебусь — только чтоб напряжение чутка прикрутить. Да. Даа. Да! О-зомби-есус, выеби-меня-симба-король-лев-акуна-матата! Да!» И тут же типа кончила с расколбасом, даже с сиденья чутка сползла для наглядности и засопела громко-громко. А потом одним глазом на Мадам косяка давлю такая: «Ну что, теперь они слетели?»

А она кагбэ кивнула мне так, а у самой глаза по восемь центов и что не. Ну и типа ура, неудобняк у моего Темного Владыки рассосан. Только один какой-то стремный насельник дня весь такой на меня пялится из-за своего «Уолл-Стрит Джорнэла», на морде отвращение, поэтому я ему такая: «Ррыык».

А Хлад на меня смотрит.

Поэтому я ему типа: «Заткнись, это по-нашему. Его ночью на улицу аще нельзя выпускать, он мою тьму без разрешения тратит». И опять Уолл-стрита этого обрычала, чтоб не подслушивал.

Кароч, мы типа кофе пьем, Мадам в свои карты смотрит, а потом типа так голову подняла и очень разочаровалась, что мы еще здесь, но Хлад все в свои руки взял.

Такой ей: «Женщина, о которой вы мне говорили, что я ее встречу, — я ее встретил. Мы вместе живем».

А Мадам такая руку подымает, что означает «заткнись нахуй» на языке гадалок судьбы. Смотрит себе в карты опять. А потом — на банку для чаевых.

Тут Хлад на меня глянул и тоже типа на ту же банку кивает. Я кароч вытаскиваю сотку из сумки и кидаю.

А Хлад такой: «Эбби!»

А я ему: «Аллё, женщина, которую ты любишь? Торговаться будешь?»

А он такой: «Лана».

Кароч, Мадам Наташа еще несколько карт своих откладывает и такая типа: «Рыжая».

Мы ей: «Ну».

Она такая нам: «Ранена, но не одна».

Мы типа: «Ага».

Она еще карт шесть отложила, а потом: «Не, не может этого быть».

А Хлад ей: «Если вам опять мертвое выпадает, это нормально, с этим мы уже разобрались».

Мадам такая ему: «Нет, не в этом дело». И карты тасует, но не четко, как крупье типа, а нежно так и на столе — по-всякому, словно реально пытается их с толку сбить.

Потом опять разложила. И пока выкладывала, глаза у нее все выше и выше на лоб лезут — что ни карта, то глаз круглей, пока свою последнюю в раскладе не выложила и вся такая: «Ой батюшки».

А мы оба такие: «Что? Что?»

А она нам: «Со мной такого ни разу не было за все тридцать лет, что я консультируюсь с картами».

А мы опять: «Что? Что?»

И тут она нам: «Смотрите», — такая.

А на столе четырнадцать карт. На них всякие картинки и цифры. И я уже типа такая ей: «Для тупых, пжалста», — но сама гляжу и вижу, отчего глаза круглые. Они все одной масти. Поэтому я такая: «Это все мечи».

А она: «Да. Я даже не знаю, как это истолковать».

А я у нее: «Что она ранена, не одна и все карты — мечи?»

Она такая: «Да, моя дорогая, я так и сказала, но не знаю, что это означает».

А я: «А я знаю. Еще разок можете?» И шлеп еще стоху ей в банку.

Она такая: «Хор».

И опять их выкладывает, только теперь мечей много, но есть и другие карты.

Я такая: «Ну?»

А она вся: «В этом раскладе мечи означают север, но еще и воздух, быть может — парусное судно. Никакого смысла».

А мы оба: «Что? Что?»

А она типа: «Утонувшее?»

Тут я такая: «Тотальный смысл».

А Хлад мне: «Правда?»

А я типа: «Никуда не уходите, Мадам. Возможно, мы еще вернемся».

Хлад такой типа: «Что? Что?»

А я ему типа: «Я забыла тебе рассказать про того человечка с мечом».

А он мне весь: «Ты реально быстро ко всему этому волшебству подстраиваешься, Эбби».

А я такая: «Хочешь сказать, что я бодрячок? Птушто я не он. Я неоднозначная».

А я она. Заткнитесь, я точняк она.

Вот он на меня так смотрит, будто нам уже пора. Хоть я и на уматнейшей скорости печатаю. Лана, харэ, чувак, ты чморишь глубину всей моей литературы. Иду уже. Вот зануда. Пора двигать. А то у нас темнота выдохнется. Покеда.

Старейшины

Македа надела очки и увидела, как осветились кирпичи на углу дома. Котов они отыщут по повадке, ибо даже коты-вампиры суть коты, они помечают территорию. Илия им рассказал, где все началось и куда, скорее всего, распространится. Особые очки в сочетании с вампирским зрением позволяли им видеть фосфор, извергаемый вместе с кошачьей мочой. Он светился. Они даже различали период полураспада — ну вроде. Иногда помеченное много дней назад светилось гораздо тусклее, нежели обоссанное всего несколькими часами ранее.

— Туда, — произнесла Македа.

Рольф наклонил голову и прислушался к студии на втором этаже. Окна ее были забиты фанерой.

— Это квартира, в которой Илия обратил первого кота, как он говорил. Там сейчас люди. Судя по звуку — двое.

— Там же его поджарили курткой, покрытой солнечными огоньками, — сказала Македа. — Я бы предложила сначала зачистить котов, они не такие коварные.

Рольф кивнул Македе, и та без лишних слов кинулась в глубь переулка. Они шли по следу — по отметкам там и тут, много кварталов, пока не вышли к Миссии, где следы начали расходиться лучами.

— Я не знаю, куда идти, — сказала Белла. — Надо выбрать точку с хорошим обзором.

Рольф огляделся и приметил самое высокое здание в округе.

— Вон то, к примеру? На которое будто робот-птеродактиль сел? — Он показывал на Федеральное здание из черного стекла.

— Это извращение, — высказалась Македа.

— Сказало извращение, — парировал Рольф. — Сам пойду. Придется по-плотскому идти, мне понадобятся очки. — Он стряхнул с себя пыльник и сверху сложил на него оружие.

— Если хватку разожмешь, мы уйдем в туман, — сказала Македа. — Очки я поймаю. Если ты с этого уродства свалишься во плоти, тебя в мешок придется соскребать, чтобы отнести на яхту.

Рольф осклабился, показав клыки, и непреклонно полез вверх по отвесному углу Федерального здания.

Белла вытащила из куртки пачку сигарет, одну вытрясла, закурила и пустила вслед Рольфу длинную струю дыма.

— А если Илия соврал насчет обращения других людей? Раньше он же врал.

Когда они в первый раз забирали из Города старого вампира, он притащил с собой блондинку, утверждая, что она — единственная вампирица. Она не пережила первого месяца в море. Таких вот и называют «немощнейшими сосудами».[11]

— Он и про кота не признавался, пока мы не нашли новость в Интернете.

— Надо опять с ним поговорить, когда вернемся на борт, если останется время.

Рольф брякнулся на мостовую рядом с ними.

— Туда. Кварталов шесть. Оттуда следы расходятся звездой кварталов на десять во все стороны. А на крыше я разглядел около сотни котов.

— Так и пошли, — сказала Македа.

— Это еще не все, — продолжил Рольф. — На них там охотится группа людей. Восемь человек.

— Откуда ты знаешь, что они охотятся на котов?

— Потому что двое зажгли на себе куртки. Я бы ослеп без очков. На них эти солнечные куртки, о которых Илия предупреждал.

— Ну, блядь, — сказала Македа. — Еще восьмерых зачищать.

— Это как минимум, — сказал Рольф. — Сколько до рассвета?

— Два с половиной часа, — ответила Белла, глянув на часы. — А снайперской винтовки у нас на яхте нет?