– А как же. Вон у Федулки.
Федула дорожная тряска не проняла. Он мирно спал на сене, подложив под голову валенок и нежно обняв корзинку с лекарствами отца Кондратия.
– Кто это, отче? – полюбопытствовал служка.
– Звонарь мой,– пробасил отец Кондратий,– вместе службу справлять будем. Он уже под меня подстроился. Все наизусть знает. Ни одного лишнего удара не сделает.
Тут отец Кондратий замолчал, сообразив, что слегка перехвалил своего подопечного.
– Тогда поторопимся, отче. Принимайте свое лекарство…– Юный служка схватился за корзину – и отлетел метра на три. Валенок, только что служивший звонарю подушкой, плотно засел на его ушах.
– Не балуй, отрок,– пророкотал поп,– почто служителя Господа обижаешь?
Федул соизволил проснуться и сел на телеге, свесив с нее лапти пятидесятого размера. Отец Кондратий не поленился лично подойти и вытащить из корзинки лекарство.
– Чего стоишь, чадушко? Освобождай служителя Господа от темницы душной.
Федул не спеша подошел к рабу божьему, приподнял его за валенок и потряс. Раб божий валенок не отдавал. Федул удивился и тряхнул сильнее. Не помогло. Однако голь на выдумку хитра. Опустив руку, Федул дождался, когда дрыгающиеся ноги служки коснулись земли, и поспешно придавил их своим лаптем. Из-под валенка послышался придушенный вой.
– Сразу надо было отдавать,– попенял рабу божьему звонарь, отнимая у него валенок. Наэлектризованные волосы на голове служки стояли дыбом.
Пока звонарь боролся за свою собственность, отец Кондратий поправил здоровье добрым глотком из своего любимого штофа, подаренного ему прихожанами.
– Ну-с, где тут у нас собор? – спросил он у сотника.
– Тут, батюшка.– Авдей попытался отнять у отца Кондратия лекарство. Проще было у льва отнять кусок мяса.
– Веди, сын мой! – пророкотал святой отец, покачнувшись.
– Батюшка,– взмолился Авдей,– хоть вы-то не подводите. Что за напасть! Митрофаний на себя епитимью наложил…
– Какую? – поинтересовался святой отец.
– В подвалах заперся со свечкой и закуской… чтоб ему!!!
– В каких подвалах? В церковных? – заинтересовался святой отец.
– «Дремучего бора». Мальчишник там вчера папа устроил для соратников своих… И как он туда прорвался? Батюшка, вы петь-то сможете?
– Спрашиваешь! Я вам такую службу отгрохаю…
– Да не нам! Папа сегодня венчается!
– Так два дня до свадьбы еще!
– Переиграли. Торопится папа.
– А у нас еще ничего не готово,– чуть не плача сообщил служка.
– Федулка! На колокольню! Покажем им, как у нас в Кутиновке на свадьбах гуляют!!! А ну, квелые, все по местам!
Все вокруг всполошенно засуетились.
Федул рванул, как и положено, на колокольню.
– Ух ты! – восторженно завопил он сверху.– А у них колоколов-то поболе, чем у нас в Кутиновке.
Схватив самый толстый канат, он душевно рванул его на себя.
«Бу-у-у-м-м-м», – пронесся по округе протяжный гул главного, тысячепудового колокола, накануне водруженного на колокольню. Федул радостно шмякнул шапку оземь и начал опробовать остальные. Они тоже звучали неплохо, но к концу репетиции половина замолчала. Веревочки оказались хлипкие.
– Эй, ты, вздыбленный! – крикнул он служке, свесившись с колокольни.– Тащи еще веревок. Да побольше и потолще!
Служка послушно помчался выполнять приказание. Тем временем отец Кондратий наводил порядок в соборе.
– Помещение хорошее, просторное,– удовлетворенно пророкотал он,– только оконца отворить бы не мешало.
– Зачем, батюшка? – поинтересовался регент хора мальчиков.
– Народу много будет. Чтоб жарко да душно не было. Да и целее будут.
Отец Кондратий начал потихоньку наращивать децибелы. Похоже, Федул уже заменил оборванные веревки.
– Опробуем акустику.– Отец Кондратий набрал в свою бочкообразную грудь побольше воздуху и…
Акустический удар заставил мальчиков на хорах пригнуться и зажать уши. Посыпались стекла с оконцев, которые не успели распахнуть.
– Вот так конкурент Соловью,– ахнул Авдей, пулей вылетая из собора.
Федул же, услышав знакомый голос, радостно удвоил усилия. У него был шанс на этот раз осуществить свою мечту. Колоколов хватало. Звонарь метался по колокольне, яростно дергая за веревки. Упасть сверху ему не давал канат главного колокола, который он завязал тройным морским на поясе. Каждый прыжок отзывался глухим протяжным «бу-у-у-м-м-м», от которого содрогался весь собор. И случилось чудо. На мгновение он сумел заглушить трубный глас духовного отца. Последнего это задело.
– А вы что? – рявкнул он на хор.– Подтягивайте!
Хор послушно начал подпевать, не вынимая пальцев из ушей.
Репетиция отца Кондратия всполошила всю Кощеевку. Народ выскакивал на улицу кто в чем был, похватав багры, топоры и вилы.
– Набат!
– Пожар, что ли?
– Где горит?
Встревожилась и свадебная процессия, которая была уже на подходе к собору.
Никита Авдеевич завращал головой. Однако ни дыма, ни огненных всполохов вокруг не наблюдалось.
– Отец Кондратий торжественную встречу устроил,– сообразил воевода.– Все в порядке,– успокоил он Ивана.
– Ты в этом уверен? – с сомнением спросил царь-батюшка, задрав голову.
Главный колокол, пробив стену собора, рухнул вниз, подпрыгнул и… может, и остался бы цел, если б не звонарь, догнавший его около самой земли.
– Убился! – ахнула Василиса.
– Здоров мужик,– покачал головой Олежка Молотков.
Федул поднялся, неловко поклонился свадебному поезду и, смущенно шаркнув лаптем, попытался им же затолкать бронзовый обломок под расколотую дужку главного колокола. Победа и на этот раз осталась за отцом Кондратием. Воодушевленный, он вышел из собора навстречу новобрачным, не прекращая, впрочем, церковного песнопения. Рокочущий бас святого отца так бил по барабанным перепонкам, что слов разобрать было практически невозможно, однако мотив капитана насторожил, и он попытался вслушаться.
– Выпьем за Илюшу, Илюшу дорогого. Свет еще не видел красивого такого,– душевно выводил отец Кондратий, пританцовывая в обнимку со своим любимым штофом, подаренным ему прихожанами.
– Ты не будешь против, если мы повторим эту операцию в моем родном Рамодановске? – шепнул Илья на ухо царевне.
– Какую операцию? – не поняла Марьюшка.
– Венчание,– пояснил Илья.
– Какое венчание? – пробасил Иван. Слух у него был отменный.
– Да…– растерялся капитан,– батюшка, по-моему, не совсем те песни поет… и не тем кадилом размахивает.
– Да я ему щас…– взревел царь-батюшка.
– Тихо, тихо, Ванечка,– пробормотала Василиса и вцепилась в царскую длань, сжавшуюся в кулак,– сейчас Лихо позовем. Он и его, и отца Митрофания вмиг вылечит.
– Сначала я их полечу. Ты, матушка, не волнуйся. Я аккуратно. С левой…
Через каких-то жалких полчаса два святых отца с позеленевшими лицами, на которых красовались симпатичные фингалы с правой стороны, дуэтом душевно справили службу как положено, за что были помилованы и даже приглашены на самое свадьбу.
Люцифер с трудом выдрал физиономию из салата, обвел мутным взглядом заваленный объедками и пустыми бутылками стол и понял, что похмелиться нечем.
– Лучше бы я повесился вчера.
Теперь он знал, что такое настоящие адские муки.
– Пусть только появится,– бурчал Ухтомский, мрачно глядя на поплавок.– Он у меня все праздники, все выходные из управления вылезать не будет!
Рядом сидел понурый Кожевников, выуживая из банки очередного червяка. Клева не было. Ильи не было. Водки тоже не было. Полковник со старлеем накануне сельпо не нашли, а потому сидели трезвые и очень злые. Как они умудрились не разбить джип, не утопить его в реке, да еще и вернуться обратно к палатке целыми и невредимыми, одному богу было известно.
– А может, с ним случилось что? – задумался Кожевников.
– Что?!! С поручиком? – возмутился полковник. – Да такие в огне не тонут и в воде не горят! Вот вернется из тридевятого – лично ухи надеру.
