– А вы думаете, что можете помочь? – привычно ощетинилась она и вскинула на него покрасневшие глаза. Они, кстати, при ближайшем рассмотрении оказались светло-карими, искорками переходящими в серый, и очень красивыми. Вся эта заплаканная прелесть густо обрамлялась невиданной длины ресницами. Впрочем, Стольцев ценил эту девочку совсем даже не за симпатичную мордашку. Или он только внушил себе, что ценит ее не за это?
– Зинаида, вы одна из моих лучших студенток. Я искренне верю, что вас ожидает серьезная научная карьера…
– Вряд ли, – перебила она.
– Это еще почему? Вам разонравилось учиться? Вы недовольны вашим лектором?
Зинаида грустно усмехнулась его откровенному кокетству.
– Да нет, конечно. Учиться я по-прежнему люблю. Да и лектора просто обожаю…
В ту же секунду девушка разрыдалась. Немного успокоившись и утерев слезы платком Глеба, она рассказала о беседе в кабинете заведующей. Валеева пообещала сделать все, чтобы Зину отчислили.
– За неуспеваемость? – удивился Глеб. – Но ведь ни одного экзамена пока не было. Сессия еще даже не началась. И потом, по университетским правилам, кандидат на отчисление сперва должен завалить не менее трех предметов. Так что не волнуйтесь.
– Но Лариса Васильевна объяснила мне, что студента могут отчислить за плагиат.
– Так вы списали? – насторожился Глеб.
– Нет, конечно.
– Тогда какой, к черту, плагиат?
– Я тоже не пойму. Но Валеева предъявила мне чью-то тетрадь, там слово в слово написано все как у меня! – Зина снова захлюпала носом. – Она грозит на этом основании просто не допустить меня к экзаменам.
«А вот это уже серьезно», – с тоской подумал Глеб. План мести, придуманный заведующей, груб, но эффективен. Вот злопамятная грымза!
Зина снова была готова разрыдаться.
– Ладно, не паникуй, – сказал он, неожиданно для себя перейдя на «ты». – Я что-нибудь придумаю.
«Кафедральный собор» был посвящен подготовке к зимней зачетно-экзаменационной сессии и начался ровно в восемнадцать ноль-ноль. Заведующая любила пунктуальность и требовала ее от других. После короткого вступления Валеева отметила лучших преподавателей, поставила на вид отстающим и уже переходила к вопросу об успеваемости, когда кто-то, даже не постучавшись, бесцеремонно открыл дверь аудитории.
«Ну кого там черти носят?» – сердито подумала заведующая и обернулась, готовая одним взглядом испепелить наглеца, отважившегося прервать ее выступление. К полной неожиданности вошедшим оказался Владимир Круглов – вновь назначенный ректор университета.
«Ты бы лучше собственное дерьмо разгребал, а не по кафедрам таскался!» – подумала Валеева, но вслух приветливо произнесла:
– Какой приятный сюрприз!
Ректор махнул рукой – мол, пожалуйста, продолжайте. Этот нежданный визит несколько расстроил Ларису Васильевну. Новый руководитель ей как-то сразу не понравился. Во-первых, слишком молод. «Нам тут только детей не хватало», – так Валеева в свое время прокомментировала коллегам итоги этого назначения. Круглов действительно был моложе своего предшественника почти на двадцать лет и вовсе не выглядел на свои пятьдесят, сохранив на удивление чистый взгляд и какое-то ребяческое выражение лица. А во-вторых, новый ректор все время улыбался. Прямо как дитя. И это заведующей тоже совсем не нравилось: «Лыбится кстати и некстати. Мандражирует, наверное. Не по Сеньке шапка-то…»
Валеева плавно перешла к вопросу об отстающих. Она с жаром призвала коллег «перестать миндальничать и избавить университет от лентяев и недоумков». Затем Лариса Васильевна торжественно объявила имя первой жертвы – уличенной в плагиате первокурсницы Зинаиды Беляк. Тут ректор преподнес еще один сюрприз и поднял руку, прося слова. Обескураженная Валеева уступила ему место на трибуне.
Произнеся несколько пышных общих фраз и высокопарно сравнив преподавателя со «свечой, которая, сгорая сама, светит другим», ректор, ко всеобщему изумлению, переключился на упомянутую первокурсницу. Заклеймив для порядка плагиат, он тем не менее посоветовал руководству кафедры не горячиться и не разбрасываться студентами. Все эти ребята еще при поступлении прошли жесткий отбор, и поэтому каждому нужно дать шанс для защиты своих знаний на первой в жизни сессии. Ректор сделал небольшую паузу и продолжил:
– А кроме того, насколько я знаю, данная студентка проявила недюжинные способности в ряде дисциплин и даже вычислила место расположения руин византийского строения, основываясь на одних только спутниковых снимках. Согласитесь, неплохо для первокурсницы.
После этих слов ректора Валеева обвела собравшихся полными бешенства глазами. Откуда Круглову известно столько подробностей об успехах этой негодной девчонки? Ее ненавидящий взгляд оптическим прицелом остановился на Стольцеве.
«Теперь пощады не жди», – подумал Глеб. Сидевший рядом Буре положил руку ему на плечо, как бы поздравляя и соболезнуя одновременно. А Круглов напоследок еще больше огорошил Валееву и остальных:
– В этой связи предлагаю считать решение, касающееся Зинаиды Беляк, скоропалительным и подлежащим пересмотру.
Судя по наступившей тишине, люди в аудитории вообще перестали дышать. Фигуры стоящего на трибуне ректора и как-то сразу съежившейся заведующей образовали единую, полную драматизма композицию, достойную резца какого-нибудь античного ваятеля.
– Deus ex machina, – прокомментировал ситуацию Буре, намекая на принятый у античных трагиков прием, когда бог, с помощью хитроумного подъемного механизма спускавшийся с небес в развязке спектакля, разом решал все проблемы героев.
Что же касается самого «бога из машины», то он, как ни в чем не бывало пожелав всем сотрудникам кафедры дальнейших успехов, тут же покинул порядком шокированное собрание.
Глеб был больше чем уверен, что после ректорского вето, наложенного на исключение Беляк, обозленная Валеева очень скоро нападет исподтишка. Но он и представить не мог, что удар будет настолько коварен.
Первым, что бросилось Глебу в глаза, была подаренная им картина – она гордо занимала лучшее в плане освещенности место в кабинете, прямо напротив окна.
Прилив радости сменился ревностью: а кто, интересно, ее повесил так высоко и аккуратно? Не сама же Бестужева? Нет, тут не обошлось без мужского участия. Черт возьми, ну какое право он имеет ревновать? У каждого из нас есть свои маленькие или не такие уж маленькие тайны. В конце концов, даже в Британском музее имеется пресловутый шкаф под номером пятьдесят пять с грифом Secretum, а в Неаполитанском музее вообще есть целый зал с табличкой Gabinetto segreto[9], где хранятся откровенно эротические экспонаты, ограниченные к показу. Так почему же такой закрытой кладовой не должно быть места где-нибудь в закоулках Марининой души? Уж лучше пусть все когда-либо бывшие с ней мужчины будут тщательно спрятаны там, а не напоминают о себе предметами, которые могут нести образы, способные больно ранить сердце Глеба. Он с ужасом представил себе, что будет, если он возьмется рукой за спинку кровати, на которой спит Марина. О, нет!
С усилием выкинув все это из головы, Глеб уселся в кресло. Марина села напротив и просияла подозрительно лучезарной улыбкой. Сама атмосфера сегодня была какой-то наэлектризованной. Того и гляди ударит молния. Ну ничего, успокоил себя Глеб, – они с Бестужевой, судя по многим признакам, заряды явно разноименные, а значит, по идее, просто обязаны притягиваться друг к другу.
Поговорив о делах Глеба и проделав пару-тройку упражнений, они неожиданно перешли к обсуждению расследования. Глеб рассказал Марине о странной закономерности в интервалах между убийствами.
– Мм, – задумчиво сказала она. – Интервалы кратны четырем неделям? То есть двадцати восьми дням?
– Ну да.
– Очень любопытно. Всегда двадцать восемь?
– В том-то и дело, что нет. Есть отклонения туда-сюда, но буквально на сутки, не больше.
9
Тайный кабинет (ит.)
