— Да вряд ли больше десятка, — ответил из-за спины подошедший Журба. — Больше на деревню и не надобно. Каба бы и полусотня от буртасов пришла, все едино на десятки рассыплется. Пять селений ограбить сподручнее, нежели одно.
— Ну, коли не больше десятка… — Ротгкхон остановил копье и крутанул в руке, проверяя балансировку. — Коли так, не поминайте лихом.
Он вышел со двора и побежал по дороге, с самого начала выбрав неспешный, экономичный шаг.
Самым главным в его положении было не сбить дыхание. Собьешься, зачастишь — тут же не хватит воздуха, заболят мышцы, быстро ослабеешь, не сможешь драться. А ведь ему мало было просто догнать татей — их еще требовалось одолеть. Потому вербовщик примерно версту одолевал бегом, потом переходил просто на быстрый шаг, позволяющий восстановить силы, потом снова бежал, утешая себя тем, что коровы и овцы трусить быстрее человека никак не способны, а потому он сокращает расстояние до врага, даже когда просто шагает.
Боги этого мира оказались милостивы — уже верст через пять он услышал впереди недовольное блеянье и мычание. Обоз разбойников еще не был заметен, но уже уведомил о своей близости. Вербовщик, отдыхая, в очередной раз перешел на быстрый шаг, разминая плечи и играя копьем. Вытащил из поясной сумки толстую тюбетейку, надел, сверху повязал платок, опустив длинные кончики сзади на шею. Дорога пару раз вильнула, огибая овраг, прокатилась через узенький мелкий ручей, перевалила холм — и Ротгкхон внезапно оказался нос к носу с тремя всадниками.
— Оба-на! — удивленно выдохнул он, опуская копье основанием ратовища на ступню. — Вы меня что, заметили? Давно?
Скакуны под разбойниками были низкими и пузатыми, а потому всадники оказались выше Лесослава от силы на две головы. Бритые, усатые. Двое в толстых войлочных куртках, один в тисненом жестком панцире из кожи. Вместо шлемов у всех троих — меховые шапки. Мечи в ножнах на поясе, щиты на крупах лошадей, в руках длинные пики с матерчатыми кисточками у острия.
— Ты кто таков? — поинтересовался тот, что в кожаном панцире.
Втроем против одного, да еще верховые, они даже не потрудились направить на него копья! А вот вербовщик свое — опустил.
— Дружинник я муромский…
После толчка ногой, да еще усиленного движением руки и поворотом тела, острие его боковины не просто пробило войлочный доспех, но и проткнуло крайнего воина насквозь, выйдя из спины. Ротгкхон рванул оружие к себе, делая шаг вперед, широко рубанул старшего. Тот ожидаемо закрылся пикой, лезвие засело в древесине. Вербовщик дернул копье, подтягивая его ближе вместе с вражеским, и тут же, чуть довернув, толкнул вперед. Острие аккуратно кольнуло разбойника в горло, тот изумленно округлил глаза и стал медленно заваливаться набок.
Вот теперь Ротгкхон отскочил подальше, крутанул в руках древко, освобождая свое копье из деревяшки и краем глаза наблюдая за третьим врагом. Тот колебался всего пару мгновений — опустил пику, дал шпоры коню, разгоняясь для смертоносного удара.
Вербовщик, приподняв боковину, отбил острие вправо лишь на расстояние руки, привычно провернулся, пропуская всадника мимо, и со всего размаха рубанул его длинным лезвием поперек мягкой и беззащитной спины.
— Минус три, — отметил он. — Надеюсь, со счетом у Журбы все в порядке.
Вербовщик подобрал одну из вражеских пик, забрался в седло ближней лошади и продолжил погоню.
Опыт верховой езды у Зимавы был крохотный, и подсказок в ее памяти оказалось минимум. Так что большого мастерства по этой части Лесослав показать не смог — но двигался все равно намного быстрее, нежели пешком, а потому мычащий и блеющий обоз нагнал почти сразу. Сзади добычу подгоняли двое хлипких разбойников — ибо мечей на поясе у пленников быть никак не могло. Увидев врага, они завопили, выдернули свои железки, ринулись в атаку. Ротгкхон насилу успел повернуть коня и спешиться — в седле пилот чувствовал себя уж очень неуютно.
— Сдавайся! — закричали туземные тати, оказавшись отрезанными от врага лошадиной тушей.
Молча присев, Ротгкхон из-под брюха скакуна быстрым неожиданным ударом в грудь заколол одного, поднялся с колена. Когда второй тать выскочил из-за лошади, встретил его клинок на древко, тут же в повороте нанес удар кончиком ратовища в челюсть, а когда тот отлетел — добил уколом в горло.
Остальные разбойники все это время кричали, угрожали, предупреждали — но протиснуться быстро между обозом и крайними деревьями не могли. Подбирались они к Ротгкхону по одному — по одному он татей и встречал. Первого, оказавшегося всего лишь с мечом — издалека уколол несколько раз острием копья в ноги. Быстро и резко. Тот наклонился, чтобы парировать — и поймал завершающий укол себе в основание шеи. Второй был со щитом и копьем — но вербовщик разрубил беззащитную голову его лошади, а в момент падения всадил копье в приоткрывшийся бок. Третий…
С третьим бы он тоже справился без труда — но тут самый дальний из татей натянул лук, и сильнейший удар каленого острия в грудь опрокинул воина-одиночку. Схватившись за древко стрелы, Ротгкхон скрючился, несколько раз дернулся, заваливаясь набок, и замер.
— Проклятье, этот выродок лишил меня всех братьев! — подъехав ближе, выругался старший из разбойников. — Тахир, забери у него оружие и отнеси павших на повозку.
Тать спешился, толкнул вербовщика ногой. Тот откинулся на спину и с чистой совестью всадил стрелу ему в живот — снизу вверх, под полу стеганого халата. Разбойник взвыл, согнулся, шарахнулся к лесу и завалился между деревьями, продолжая скулить и дрыгать ногами.
Ротгкхон отряхнулся, подобрал копье и спросил у замершего татя с обвисшими длинными усами на круглом лице:
— Ну чё, много вас там еще?
— Я убью тебя, выродок! — взревел разбойник, бросая коня вперед и одновременно вскидывая лук.
Поняв, что стрелять будут в лицо, Ротгкхон нырнул вправо поперек его движения, стелясь над самой дорогой, кувыркнулся, уперся ногой в ближний ствол, с силой толкнулся назад, не давая врагу ни секунды стабильного прицела, кувыркнулся навстречу, вскочил, нанося удар боковинным копьем из-за спины. Разбойник закрылся луком — ничего другого у него в руках просто не было, — тот переломился, и вербовщику осталось только со всей силы навалиться на древко, вгоняя острие противнику в бок. Панцирь из толстой дубленой и проваренной кожи пробить оказалось не так-то просто, но кончик копья хоть на пару пальцев, но вошел в тело врага. Лесослав резко качнул оружие вверх и вниз, тать взвыл от боли — вербовщик тут же дернул копье к себе, ударил им вниз, в ляжку ноги, отдернул и снова уколол. Отскочил подальше.
Кровь из рассеченной артерии хлынула ручьем.
— Будь ты проклят! — зло выдохнул разбойник.
Он еще находился в полном сознании, но оба они знали, что на самом деле он уже мертв. Вместе с потоком крови из его тела выхлестывала сама жизнь, и изменить что-либо в этом были бессильны даже боги.
— Э-ге-гей!!! — что есть мочи закричал Ротгкхон. — Есть там еще кто из татей?! Сюда езжай, убивать буду!!!
— Мы здесь, здесь! — ответили ему женские голоса. — Здесь, витязь родимый, здесь хороший! Мы здесь!
Лесослав вдоль замершего обоза пробрался вперед, порезал путы на руках полона, мужественно вытерпел многочисленные поцелуи и объятия, на всякий случай уточнил:
— Точно все разбойники убиты?
— Был один еще, — ответил молодой парень, стряхивая веревки. — Но как ты звать последних стал, разом убег. Ускакал во весь опор, только и видели.
— Тогда разворачивайте обоз. И сделайте доброе дело: трупы подберите. Боярину хочу показать. Авось, замолвит словечко, когда князю буду кланяться. А то я покамест при ушкуе непонятно кто.
— Значится, так… — растопырил пальцы левой руки княжич Святогор, сидя на нижней ступеньке крыльца. — Щитом ты пользоваться, ну, никак не разумен, и в строй общий тебя в сече не прилепить, — загнул он один палец. — На лошади ты сидишь, ако вошь на сковороде, и в кованой рати проку от тебя нет, — загнул он второй.
