Пренебрежительное отношение Легио Мортис к рыцарскому ордену было всем давно известно, как было известно и их нежелание делить с кем-либо влияние в области Фарсида, где на Павлиньей горе стояла их крепость. В случае уничтожения кузницы адепта Максимала многим из местных воинских орденов нелегко будет выжить, и тогда Мортис останется бесспорным повелителем Фарсиды, одного из самых богатых и производительных регионов Марса.
Всего этого было достаточно, чтобы подозрения пали на Легио Мортис, но слишком мало, чтобы предъявить обвинения. Мортис и Темпестус давно соперничали друг с другом, добиваясь неограниченного влияния в Фарсиде, но на основании давних разногласий нельзя обвинять Камула и его легион в новых зверствах.
Рослый и крупный Камул на первый взгляд мог быть вождем кровожадных воинов одного из варварских племен, но непоколебимая вера в свои силы и агрессивность сделали его превосходным командиром титана, легко справлявшимся с неукротимым характером машины. Черный бронекостюм на нем блестел, словно лакированный, а изображение черепа на широком наплечнике служило отличным напоминанием о беспощадности его прославленного легиона.
— Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления, — сердито бросил Камул. — Держи своего щенка на коротком поводке, Вертикорда, а не то я сам с ним разберусь!
Вертикорда неторопливо кивнул:
— Вопрос снят, уважаемые принцепсы.
Катурикс резко повернулся к своему другу, но суровый взгляд Вертикорды остановил гневные возражения, готовые сорваться с его губ.
— Это совет, а не судилище или допрос, — продолжил Вертикорда, и в его голосе прозвучали властность, выработанная за несколько столетий командования, и мудрость. — Это свободный диспут, где воины всех орденов Фарсиды могут обсудить несчастья, затронувшие наш мир, и решить, как справиться с ними без излишнего кровопролития. Адепту Максималу был причинен значительный урон, но мы собрались не для вынесения приговора. Мы, защитники Марса, должны найти способ предотвратить такие несчастья в будущем.
Кавалерио перевел взгляд на закутанную в одеяния фигуру адепта Максимала. Он прибыл почти сразу вслед за появлением представителей Легио Мортис и остался в тени «Деус Темпестус», словно близость прекрасной и чтимой машины придавала ему уверенности. Из-под термоизолирующей ткани его одежды вырывались облачка пара, выпускаемого системой охлаждения вращающихся инфодисков, составлявших большую часть широкого механизированного тела адепта.
Голова Максимала была заключена в продолговатый золотой шлем с многочисленными линзами телескопических приборов, а поверх одежды, словно черные щупальца, висели связки экранированных кабелей с гололитическими пластинами, по которым бежали светящиеся строчки информации.
До этого момента Максимал не произнес ни слова, если не считать признания права Вертикорды и Катурикса вести собрание. Пока он предпочитал просто наблюдать и фиксировать разворачивающиеся в амфитеатре события.
— Да и как бы мы смогли это сделать?! — воскликнул Камул. — Вы готовы обвинить благородных воинов в разбое? Вы полагаете, что мы пали так низко, что могли атаковать владения столь уважаемого адепта, каким является адепт Максимал? Это немыслимо!
Кавалерио заметил, как Максимал в ответ на комплимент Камула слегка наклонил золотую голову. Но слова Камула звучали слишком запальчиво, чтобы им можно было доверять. При всем его негодовании нападение на реактор носило все признаки действий Легио Мортис: быстрота, жестокость и уничтожение всех свидетелей.
Только трое из Рыцарей Тараниса остались в живых, чтобы рассказать о происшествии, и у всех троих машины были сильно повреждены взрывом реактора. Записи камер охраны уничтожены в огне, и единственной уликой осталось лишь общее описание машины, которую успел увидеть один из выживших рыцарей.
— В любом случае какая причина могла бы подтолкнуть Легио Мортис на этот поступок? Все мы слуги Воителя, разве не так?
По залу прокатилась волна противоречивых возгласов — как одобрения, так и возмущения, — и Кавалерио ощутил гнев при мысли, что так много воинов готовы слепо согласиться с этим двусмысленным утверждением. Подобное заявление нельзя оставить без ответа, и соперничество между орденами здесь совершенно ни при чем.
Он решительно поднялся со скамьи на Галерее принцепсов.
— Ты, верно, имел в виду службу Императору? — заговорил он.
Все взгляды обратились в его сторону, а Кавалерио стал с трудом спускаться по ступеням в зал.
Камул, обернувшись в его сторону, воинственно расправил плечи, словно собираясь драться:
— Воитель замещает Императора, так что это одно и то же!
— Нет, — возразил Кавалерио, выходя в зал. — Это не одно и то же.
— Палата признает принцепса Кавалерио, Повелителя Бурь из Легио Темпестус, — произнес Вертикорда, используя боевое прозвище, данное принцепсу еще в первые дни командования.
Кавалерио почтительно поклонился лорд-командору, потом в сторону «Деус Темпестус» и затем повернулся к принцепсу Камулу. По сравнению с этим массивным широкоплечим воином он казался почти миниатюрным.
— Скажи, пожалуйста, почему это не одно и то же? — потребовал Камул.
— Мы все служим в армии Императора, а не Воителя, — сказал Кавалерио. — И не важно, что командует Хорус Луперкаль; каждый мужчина и каждая женщина, каждая машина, сражающаяся в Великом Крестовом Походе, — все они слуги Императора.
— Это казуистика, — отрезал Камул и отвернулся.
— Нет, — повторил Кавалерио. — Неправда. Мне известно, что большая часть твоего Легио входит в состав Шестьдесят третьей экспедиционной флотилии и присягнула на верность Воителю. Мне кажется, это опрометчиво.
— Опрометчиво? — Камул порывисто развернулся. — Разве опрометчиво присягать прославленному воину, который командует всеми военными силами Империума, пока Император скрывается в подземельях своего дворца? Разве опрометчиво клясться в верности признанному герою, который закончит начатую работу, потому что Императору некогда? Это ты называешь опрометчивостью?
— Хорус — великолепный воин, — согласился Кавалерио. — Но было бы ошибкой полагать, что эти армии принадлежат ему. Прежде всего мы должны сохранять верность Императору, и только слепец не видит, как этот раскол сказывается на положении Марса.
— О чем ты, Кавалерио? — спросил Камул.
— Тебе отлично известно, о чем я говорю. Никто не упоминает об этом вслух, и нет никаких письменных свидетельств, но всем нам известно, что черта проведена. Раскол между адептами Марса становится все более глубоким и непреодолимым. Уже зашевелилась давно погребенная ересь, и разгораются древние распри. Уничтожение реактора адепта Максимала лишь последний пример того, как жестокость поднимается на поверхность и выплескивается на красные пески. Разногласия в вере готовы разорвать наш мир на части. И ради чего? Неужели семантические расхождения в вопросах веры стоят кровопролития, которое они за собой неизбежно повлекут?
— Иногда война необходима, — заметил Камул. — Разве не сказал примарх Альфарий, что война служит очищению Галактики?
— Кто знает? Ему приписывают такие слова, но какое отношение они имеют к Марсу? Любая война здесь будет вестись не ради очищения, а из-за разногласий в теологии. Это проклятие для Империума, и я не стану участвовать в войне, развязанной религиозными безумцами.
— Безумцами?! — повторил Камул с нескрываемым негодованием в голосе. — И ты говоришь это о старших адептах Марса? Подобные высказывания не к лицу уважаемому принцепсу.
Кавалерио не стал обращать внимания на издевку и обратился к собравшимся принцепсам и другим воинам орденов титанов:
— Каждый день легионы и воинские ордены получают прошения о помощи боевыми машинами из кузниц всей Фарсиды. И из-за чего? Из-за разногласий в вере? Было бы величайшей глупостью позволить втянуть нас в ненужную войну, и я, к примеру, не поведу своих воинов в бой ради таких вещей. Легионы давно служат защитниками Марса, и мы всегда стояли выше склок, раздирающих Механикум. Так было всегда, и так должно быть сейчас. Нельзя допустить, чтобы нас втянули в междоусобные распри.
