— Они, как я понимаю, не смогли договориться о границах, — добавил Нумминорих.
— О каких ещё границах?
— О границах между сновидениями и явью. Учитель считал — собственно, до сих пор считает — что этим двум пространствам никогда не следует пересекаться. Сновидения, по его мнению, привносят в жизнь хаос, справиться с которым сознание бодрствующего человека не в силах. А сами они, будучи овеществлены наяву, теряют присущую им изменчивость и текучесть, можно сказать, лишаются собственной драгоценной основы и становятся чем-то вроде обычных наваждений, которые тубурские Мастера Снов презирают, как и многие другие не вписывающиеся в их традицию чудеса. Не знаю, как точнее объяснить — это же не моё мнение, а чужое. Я его просто пересказываю, как могу… В общем, этот Страшный-как-его-там твёрдо уверен, что вмешиваться в реальность сновидцам не следует, а талантливая ученица из Урдера считала, что сновидения только затем и нужны, чтобы изменять жизнь. В точности, как жизнь влияет на сновидения, снабжая сознание материалом, из которого они создаются. Мне её рассуждения кажутся довольно логичными. Но во сне я конечно не стал этого говорить. Помалкивал и слушал.
— На твоём месте я бы тоже помалкивал и слушал, — улыбнулся Джуффин. — Не каждый день удаётся сунуть нос в настолько интересные чужие секреты.
— Ещё бы! — мечтательно вздохнул Нумминорих.
Похоже, он сам себе завидовал.
— И что случилось с этой ученицей? — нетерпеливо спросил я.
— Поначалу учитель не обращал особого внимания на её слова — мало ли, кто о чём болтает. Но в один прекрасный день обнаружил, что ученицины сновидения уже вовсю разгуливают по Айне-Ойне-Труне — городку, где живёт он сам и где обычно укладывают спать тех студентов Заоблачной Школы, кто по каким-то причинам приехал в Тубур наяву. Причём не просто бессмысленно бродят среди людей, как потерявшиеся наваждения, а вступают в разговоры, заходят в трактиры, прицениваются к пустым домам, даже ведут какие-то торговые дела, а опытные, вроде бы, в подобных вопросах местные жители принимают их за чистую монету и обращаются как с обычными приезжими. Как ей это удавалось, непонятно. Такой вот редкий талант. Или просто очень сильное желание сделать по-своему? В общем, Страшный решил, что события развиваются в крайне нежелательном направлении и выставил талантливую ученицу вон. Как я понимаю, в надежде, что она затоскует, одумается и вернётся, чтобы продолжить учёбу на его условиях. Но она так и не вернулась. Полученных знаний оказалось более чем достаточно, чтобы выполнять условия договора с прибрежными деревьями, а для любого урдерца это апофеоз карьеры, лучшее, что вообще может случиться — тайная, зато абсолютная власть над жизнью своих соотечественников. Очень трудно в такой ситуации хотеть чего-то большего.
Я слушал его краем уха, согласно кивал в тех местах, которые совпадали с моими потаёнными надеждами, думал: «Деревья обычно живут очень долго. Это конечно большая удача. И как же было бы хорошо…» — а дальше думать боялся, как боятся говорить вслух суеверные люди, «чтобы не сглазить». Правильно, кстати, делают, что боятся, только терминология у них дурацкая. На самом деле это их «сглазить» всего-то и означает — заронить в свой и чужие умы семена сомнения, которые со временем прорастут и разрушат желанное чудо.
Вот что-что, а сомневаться мне сейчас было нельзя.
— А откуда известно, как сложилась судьба этой женщины? — спросил Джуффин. И тут же сам себе ответил: — Ай, ну да. Конечно они ещё не раз встречались. Спорю на что угодно!
— Только где найти дурака, который поставит против вас в таком споре? — улыбнулся Король.
— Да, учитель иногда её навещает, — кивнул Нумминорих. — Говорит, совсем безумная стала ведьма, ни о чём невозможно с ней договориться! Он очень недоволен поведением своей ученицы. Но похоже, всё равно втайне ею гордится. Так бывает.
— Саллари? — спросил я. — Она живёт в Саллари?
Нумминорих нахмурился.
— Всё-таки я совсем не запоминаю имена и названия, услышанные во сне. Но кажется, что-то похожее, да.
— Ладно, неважно, разберусь, — сказал я, кое-как выбираясь из кресла, где просидел так долго, что моё тело начало понемногу принимать его форму. — Вы меня извините? — спросил я присутствующих. — Ничего, если я прямо сейчас уйду?
— Конечно, — великодушно согласился Гуриг. — Удерживать вас было бы неразумно. И к тому же крайне немилосердно по отношению к вам.
Всё-то он понимает.
А Джуффин ничего не сказал. Даже: «Надеюсь, ты знаешь, что делаешь». За это молчание я по сей день ему благодарен. Потому что в тот момент конечно ни черта ещё не знал, кроме одного: останавливаться мне сейчас нельзя ни в коем случае. Когда ты — процесс, надо не раздумывать, а происходить.
Ну или хотя бы идти. Пешком.
Пока мы сидели в Замке Рулх, успело стемнеть. Я понятия не имел, который час — неужели уже ночь? Впрочем, оглядевшись по сторонам, увидел, что на улицах полно играющей детворы, а в трактирах только начинают накрывать столы к ужину. Значит, до полуночи как минимум несколько часов, просто темнеет пока довольно рано. Зима ещё не закончилась, хоть и непросто в это поверить, когда с реки дует такой тёплый ветер, как в середине весны. И собственное лоохи из тонкой шерсти кажется чуть ли не шубой. Жаль, что его нельзя снять и нести, перекинув через руку, как плащ. Ну, то есть, не то чтобы вот прямо совсем нельзя, но не стоит. Особенно пока в этом городе есть газеты, сотрудников которых чрезвычайно интересует моя частная жизнь. И прогулка по городу в одной тонкой скабе будет, не сомневаюсь, объявлена главным событием уходящего года. Знаю я их.
Я перешёл Большой Королевский Мост и сразу свернул в переулок, чтобы не идти мимо Дома у Моста. Чего я сейчас совершенно точно не хотел бы, так это встретить кого-нибудь из коллег, желающих поболтать.
Ах, не хотел бы? — обрадовалась моя судьба. И немедленно столкнула меня нос к носу с сэром Кофой. Ну, то есть, выглядел он как студент-старшекурсник, влачащий за собой кипу конспектов и рассеянно глазеющий по сторонам в поисках хорошей компании для вечеринки, но я всё равно сразу его узнал. Это у меня какой-то специальный врождённый дар — узнавать сэра Кофу Йоха в любом обличье, для меня совершенно бесполезный. Вот в старые времена, цены бы ему не было. Весь криминальный мир столицы Соединённого Королевства валялся бы у меня в ногах.
Кофа сразу понял, что я его опознал, и не стал ломать комедию. Подошёл и прямо спросил:
— Ну и чем там дело в итоге закончилось? Что Нумминорих унюхал?
О да. Именно тот вопрос, на который я страстно желал ответить вот прямо сейчас. Но не в Хурон же теперь сигать. Тем более, я уже отошёл от воды на вполне приличное расстояние.
— Да ничего особенного, — начал было я, осёкся, сообразив, что лгун из меня и так-то никудышный, а уж врать Кофе — совсем идиотское занятие. О чём бы ни шла речь.
Поэтому я сказал:
— Извините. На самом деле, я ещё толком не разобрался. Всё очень сложно. Гораздо сложней, чем я думал.
На юном лице студента отчётливо проступила сосредоточенная мрачность, присущая сэру Кофе Йоху в те редкие моменты, когда он видит, как вокруг рушится Мир, а что с этим сделать, пока не знает. Но непременно скоро поймёт. Буквально через десять секунд.
— По крайней мере, Ди не преступник, — добавил я. — Не какой-нибудь беглый Магистр, не шпион, не… В общем, не всё то, чего мы с вами в глубине души опасались. Это точно.
— Но в чём же тогда сложность? — удивился Кофа.
— Если у меня всё получится, завтра скажу вам: «Да ни в чём». И это будет правдой. А пока… «Не знаю» вам подойдёт?
— Не вполне, — буркнул он. — Но другого ответа из тебя, как я понимаю, сейчас не вытрясешь?
— Сейчас — нет.
— Ладно, — неожиданно согласился Кофа. — Что с тобой делать.
И пошёл дальше — к Большому Королевскому мосту. И я тоже пошёл — в противоположном направлении. А пару минут спустя в моей голове вдруг зазвучал голос Кофы. Не наговорился, стало быть. Прислал всё-таки зов.
