Ещё с лестницы я услышал заливистый собачий лай. Но не придал этому особого значения. Это же только профессор Дримарондо у нас говорящий пёс, а Друппи, простая душа, вынужден довольствоваться голосовым аппаратом, выделенным ему скуповатой природой. При этом поводов высказаться у него хоть отбавляй. И самый главный из них: «А-А-А-А-А-А! Какое счастье! Я есть!»
Поэтому лает Друппи довольно часто. А Дримарондо никогда не отказывается побеседовать с лучшим другом на собачьем языке. И, собственно, почему бы им не дискутировать вот прямо сейчас — примерно так я рассуждал, пока не оказался на пороге гостиной. Да так и застыл там столбом, распахнув рот, подавляя желание присоединиться к собакам и со всей ответственностью заявить: «Гав! Р-р-р-р-вау!» Это, пожалуй, был бы самый адекватный способ выразить чувства, охватившие меня, когда я обнаружил, что в центре гостиной, рядом с обеденным столом стоит маленький полосатый ярмарочный шатёр.
Не то чтобы я не привык к чудесам. Но к чудесам, которые происходят не где-нибудь в удивительном Мире, начинающемся за порогом дома, а в моей гостиной, пожалуй, всё-таки не привык. Скажем так, не настолько привык, чтобы невозмутимо усаживаться за стол и пить камру, не обращая внимания на невесть откуда тут взявшуюся палатку Правдивого Пророка.
— Спокойно, — сказал я собакам, — сейчас разберёмся.
— Это полосатое сооружение совершенно неожиданно появилось из ниоткуда и чуть не свалилось прямо мне на голову, — наябедничал Дримарондо, вспомнивший на радостях человеческий язык. — Буквально в двух шагах от моего кресла! Я чрезвычайно взволнован!
— Безобразие, — согласился я.
И, осторожно приподняв полотняный край шатра, заглянул внутрь.
— Да заходи целиком, не стесняйся, — посоветовал мне загорелый темноглазый человек с длинной зелёной косой. — Я не буду исчезать, если ты этого опасаешься.
— А тогда, на ярмарке почему исчезли? — спросил я.
Хонна, бывший Великий Магистр ныне распущенного Ордена Потаённой Травы пожал плечами, как мне показалось, довольно смущённо.
— Рассердился, что столичный Тайный Сыск так беспардонно суёт нос в мои дела, — признался он. — Но потом, остыв, понял, что сердиться тут особо не на что. Рано или поздно вам должно было стать интересно, что за хрен с горы морочит головы людям в Нумбане. И лично мне от вашего любопытства никакого вреда. Несправедливо было лишать тебя твоей порции правды, чем ты хуже прочих клиентов? Поэтому я дал себе слово непременно исправить ошибку. Но, как видишь, дотянул до самого Конца года. Откладывать дальше уже некуда. Пришлось устроить сюрприз.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Здорово, если так. Потому что я же от любопытства совсем извёлся: что ж там за правда такая была, если вы решили её не говорить?
— Да ничего особенного. Ты есть на самом деле — вот и вся правда о тебе, которую я тогда узнал. Наверняка есть и какая-нибудь другая, более содержательная, но до моей головы она пока, к сожалению, не добралась.
— Нет-нет-нет, никакой другой правды не надо, — поспешно сказал я. — Мне нужна именно эта. Даже не надеялся на такой подарок.
— Удивительное признание для человека, который имел великое множество возможностей убедиться, что жизнь сознания и есть подлинная жизнь, а остальное не имеет значения. Сказал бы я, предположим, будто на самом деле тебя нет — и что бы от этого изменилось? Ты перестал бы видеть, слышать, чувствовать, думать, осознавать?
— Да Магистры с ним, со мной, — отмахнулся я. — Просто если я есть, значит есть и все остальные. Люди и звери, которых я очень люблю. Не мерещатся, а объективно существуют. Вне зависимости от меня. И что бы со мной ни случилось, они всё равно останутся. Вот это действительно важно.
— А. С этой точки зрения я не смотрел, — неожиданно легко согласился Магистр Хонна. — Просто, понимаешь, мне в этом смысле гораздо проще живётся. Мир ни разу не давал мне повода усомниться в нашем с ним существовании. В чём угодно, но только не в этом.
— Повезло, — улыбнулся я.
И наконец уселся на тряпичный пол его палатки. Хотя, по идее, теперь мне следовало не рассиживаться, а выметаться. Всё сказано, чего занятого человека от дел отрывать.
Но Магистр Хонна, похоже, не очень-то рвался вернуться к делам. Смотрел на меня, как я обычно смотрю на своих кошек. Ну или на синюю птицу Скрюух. С заинтересованным умилением.
— Что, надеешься вызнать, зачем я затеял этот балаган с воодушевляющими пророчествами? — подмигнул мне он. — А спросить прямо неловко?
— Нннууу… Да.
— Так вот, лично я ничего не затевал. Мне и без ярмарочных выступлений совсем неплохо жилось. Я не заскучал. Не истосковался по ученикам, как вы все наверняка решили. И так есть, чем заняться.
— Но кто же тогда?..
— Мир, — усмехнулся он. — Хочешь верь, хочешь нет, а этот балаган затеял наш Мир. Взял меня за шиворот и погнал на ярмарочную площадь. Просто я оказался вполне подходящим инструментом, к тому же, достаточно чутким, чтобы не иметь возможности игнорировать явственно высказанное желание Мира: «Сейчас надо действовать так». Никогда не умел его не слышать. И Орден свой распустил ровно по той же причине: Мир захотел, чтобы не стало магических Орденов. Просто все остальные Великие Магистры оказались редкостными тупицами. Кроме меня и Мабы Калоха никто не почуял, как сменился ветер. А если и почуяли, то не так остро, чтобы это стало руководством к действию. Бедные дураки. Жить в Мире и не выполнять его явно высказанную волю, конечно, можно. Но недолго. И, как правило, довольно невесело. Такой судьбе не позавидуешь.
Я согласно кивнул. Очень хорошо понимал, о чём он говорит.
Спросил:
— А сейчас? Что происходит с Миром сейчас? Чего он хочет?
— Изменений, чего же ещё, — пожал плечами Магистр Хонна. — Мир всегда хочет от людей одного и того же — изменений. Но не каких попало, а подобных тем, что происходят в данный момент с ним. Вот как ты думаешь, почему начались Смутные Времена?
Я надеялся, что вопрос риторический, но нет, похоже, он ждал ответа.
— Потому что адепты магических Орденов не справились с силой, которая стала им доступна? — неуверенно предположил я.
И неожиданно угадал.
— Совершенно верно. Но не только мы. В смысле, не в одних Орденах дело. Вообще все не справились. Большинство жителей Угуланда так и не научились соответствовать возможностям, которые открывает магия. Магия, даже самых низких, общедоступных ступеней — это же не просто инструмент исполнения собственных прихотей, а способ взаимодействовать со всем Миром сразу, как с близким другом. То есть, совместными усилиями делать всякие интересные вещи, осознавая, что сама возможность объединения гораздо важней для обеих сторон, чем любой результат.
Я невольно улыбнулся.
— Какая хорошая формула дружбы!
— Не сомневался, что тебе понравится. Но всё равно рад лишний раз убедиться, что с приоритетами у тебя всё в порядке, а значит, доставшееся тебе могущество в хороших руках. Ты явно знаешь, как им распорядиться.
Я не стал говорить, что не знаю. Потому что и так ясно, он ответит, что в данном случае не знать — это и есть знать. И я, конечно, соглашусь, куда деваться.
— Но речь сейчас не о тебе, а о Смутных Временах. О том, что когда место, исполненное великой силы, оказывается населено по большей части простодушными корыстными существами, не способными заинтересоваться ничем, кроме своего корыта с похлёбкой и ещё пары соседских, которые неплохо бы прибрать к рукам, взрыв неизбежен. Потому что магия и примитивный прагматизм несовместимы. Это, знаешь, всё равно что привести в свой дом Короля и заставить его мыть полы. Какое-то время он, вероятно, будет выполнять требования — просто из любопытства, потому что никогда прежде ничем подобным не занимался. Но в какой-то момент скажет: «Хватит с меня!» — стукнет кулаком по столу и призовёт стражу.
— Да уж, — невольно улыбнулся я.
— Сейчас мы все стоим на пороге очень хороших времён, — сказал Магистр Хонна. — Мир, можно сказать, приходит в себя после долгой болезни — а как ещё назвать его сперва отсроченную, а потом и вовсе отменившуюся гибель? Он снова юн, как в первые дни творения, и не просто исполнен магии, но гораздо более щедр на неё, чем был прежде. Мне ли этого не знать. И это только начало, сэр Макс. Представляешь? Всё, что у нас с тобой есть уже сегодня — это только начало.
