Я вышел из-за кустов, откуда мы с Анастасией украдкой наблюдали за происходящим на поляне. Вышел и сел на траву метрах в десяти от маленького Владимира. Так и сидел на траве минут пятнадцать. Он на меня ноль внимания. Я подумал, если я буду продолжать тихо сидеть, он на меня никогда внимания не обратит. И я щёлкнул раза два языком.
Малыш повернул головку и увидел меня. Сын! Мой сын с интересом неотрывно смотрел на меня, и я на него с волнением смотрел, даже тело от волнения нагреваться стало.
Хотелось подбежать, схватить на руки маленькое тельце, потискать, прижать его к груди. Но просьба Анастасии, а главное, присутствие волчицы сдерживали.
И тут мой маленький сын медленно пополз ко мне. Смотрит на меня неотрывно и ползёт. А в груди у меня сердце так забилось, что слышно его стало, и чего бьётся оно так? Может малыш испугаться, как оно колотится.
А он полз, полз и снова чем-то в траве заинтересовался, стал ручкой тянуться за какой-то букашкой. Потом рассматривать стал что-то ползущее на своей ручке. Три метра. Всего три метра не дополз до меня мой маленький сын.
Из-за какой-то букашки. И что за мир в этой траве, что за жизнь, так его интересующая. Ну и порядки, ну и правила тут лесные. Перед ребёнком отец родной, а его букашка больше интересует. Не должно так быть. Должен понимать ребёнок - отец важнее букашки.
Вдруг малыш снова поднял голову в мою сторону, улыбнулся беззубым ротиком и быстро, шустрей обычного, пополз. Я уже приготовился схватить его, но увидел, он полз мимо, не обращая внимания на меня.
Я оглянулся и увидел: сзади, чуть в стороне от меня, стояла улыбающаяся Анастасия, она присела и положила на траву руку ладонью вверх. Улыбающийся малыш лез к материнской груди. Анастасия не схватила его, а лишь слегка помогла долезть, лишь слегка помогала ему добраться к своей груди. Малыш уже лежал на её руках, хлопал своими ручонками по обнажённой материнской груди и улыбался Анастасии. Потом он потрогал и погладил сосок её груди, прильнул к нему губами и стал сосать упругую грудь Анастасии. Анастасия лишь один раз взглянула на меня, и то палец к своим губам прижала, показывая, чтоб молчал. Я и сидел молча всё время, пока она кормила сына.
Казалось, Анастасия во время кормления вообще забыла о моём присутствии. Да и про мир весь окружающий не думала. Она всё время смотрела только на сына. И ещё казалось, что они как-то общаются друг с другом. Потому так казалось, что малыш сосёт-сосёт и вдруг прекращает, отрывается от соска и смотрит на лицо Анастасии. Иногда улыбаясь смотрит, а иногда серьёзно. Потом он затих и некоторое время поспал на руках. Когда проснулся, снова заулыбался, и Анастасия посадила его себе на ладонь, придерживая за спину.
Их лица оказались рядом, и малыш руками трогал Анастасию за лицо, прижался к её щеке своей щёчкой, и тут он снова увидел меня. И снова замер на некоторое время, с интересом рассматривая.
Вдруг он протянул в мою сторону свою ручку, подался ко мне своим тельцем и произнёс "э". Я непроизвольно протянул к нему свои руки, тут же Анастасия передала его мне.
Я держал на руках крохотное тельце своего родного, такого желанного сына! Всё на свете забылось. И очень сильно захотелось сделать что-нибудь для него. Малыш трогал моё лицо, ткнулся в него губами и, отпрянув, поморщился, видно, укололся о небритое лицо. А дальше, сам не знаю, как получилось у меня, нестерпимо захотелось поцеловать маленькую тёплую щёчку. И я решился поцеловать! Но вместо поцелуя почему-то два раза быстро лизнул его в щёчку, как волчица делала. Малыш отпрянул от меня и с удивлением захлопал глазками. Звонкий заливистый смех Анастасии заполнил поляну. Малыш тут же протянул к ней ручки и тоже засмеялся, заёрзал в моих руках. Я понял, он просит отпустить себя, мой сын уходит от меня. Подчиняясь его воле, установленным здесь правилам общения, я осторожно опустил его на траву. Малыш сразу же направился ползти к Анастасии, она, смеясь, вскочила и, оббежав меня, с другой стороны села, совсем рядом со мной. Малыш тут же развернулся и, улыбаясь, пополз к нам, залез к Анастасии на руки и ручкой снова меня потрогал за лицо. Так в первый раз я пообщался с сыном.
В ЧЁМ МИССИЯ ОТЦА
Мой сын, мой маленький Владимир, уснул. Он играл некоторое время после кормления с чем-то в траве. Трогал свалившуюся с Кедра шишку, лизать её пробовал. На облака смотрел, что проплывали в небе. Прислушивался к пенью птичьему, потом залез на холмик, где трава погуще, калачиком свернулся, глаза закрыл, чему-то улыбаясь, и уснул. Анастасия побежала по своим делам каким-то. Я по лесу один прогуливаться стал и думать, ничего вокруг не замечая. Одновременно чувство радости и досады не покидало меня. Я сел под Кедром на берегу озера и решил: буду так, не шевелясь, сидеть, пока не придумаю, что же как родитель я могу привнести в становление своего ребёнка. Надо придумать такое, чтобы он чувствовал, что главным для него является отец. Когда подошла Анастасия, мне сначала не хотелось с ней разговаривать. Именно её смех отвлёк от меня сына. Анастасия тихо сидела рядом, обхватив руками колени, задумчиво смотрела на спокойную воду озера. Она первая заговорила:
- Ты не обижайся, пожалуйста, на меня. Так смешно выглядело ваше общение. Не удержалась я.
- Дело не в моей обиде.
- А в чём же?
- Многие читатели в своих письмах о воспитании детей спрашивают, просят у тебя о системе воспитания детей всё расспросить и описать в следующей книге. А что тут описывать. Нет никакой системы, наоборот всё. У вас тут антисистема какая-то. Что, например, в такой ситуации отцы делать должны, читатель спросить может.
- Ты очень точно определил - антисистема, её и опиши.
- Да кому это интересно? Люди ищут толковые книжки, где сказано, что с ребёнком нужно делать, когда ему один, потом, когда ему два месяца, и так далее. По часам расписывают. Режим питания предлагают в книжках. Систему воспитания расписывают в зависимости от возраста. А здесь полное потакательство прихотям ребёнка. Вседозволенность какая-то.
- Скажи мне, Владимир, кем бы ты хотел видеть нашего сына, когда он вырастет?
- Как это - кем? Конечно же счастливым, нормальным, преуспевающим в жизни человеком.
- А много ли счастливых людей среди твоих знакомых?
- Счастливых? Ну, совсем счастливых людей, может, и немного. У каждого что-нибудь, да не ладится. То денег не хватает, то в семье неполадки или болезни разные цепляются. Но я бы хотел, чтобы мой сын избежал всяких неприятностей.
- Подумай, как же он сможет их избежать, если ты заведомо втиснешь его в систему, по которой воспитывались все? Подумай, может быть, существует некоторая закономерность в том, что все родители хотят своих детей видеть счастливыми, а они вырастают и получаются как все. Не очень счастливые.
- Закономерность? В чём она? Если знаешь, говори сама.
- Давай вместе подумаем, в чём.
- Да, над этим давно люди думают. Специалисты, учёные разные думают. Для того и изобретают различные системы воспитания, по часам расписанные, чтоб найти оптимальную систему.
- Ты смотри вокруг внимательней, Владимир. Растут деревья, травы и цветы. Как можно расписать заранее по дням, часам, когда их поливать. Не будешь же ты поливать цветы, когда с небес вода их омывает, лишь потому, что кто-то предписал мудрёно день и час полива.
- Ну, это слишком. Это ерунда какая-то, а не пример воспитания детей. Такого в жизни произойти не может.
- Но происходит сплошь и рядом в жизни. Какая б не была система. Она системой будет лишь. Всегда она направлена на то, чтоб сердце, Душу отстранить ещё от маленького человека и подчинить его системе. Чтоб вырос он таким, как все, удобным для системы. И так веками длится, чтоб не допустить в Душе людской прозрения. Не допустить раскрыться человеку во всей его красе, с Душою, данной Богом. Ему! Вселенной всей властителю.
- Ты подожди, не заводись, спокойно говори и языком нормальным. Что нужно для того, чтоб было так? Ну, чтоб вырастали дети, как ты говоришь, с Душой свободной. Властителями Вселенной, счастливыми. Как Бог того хотел.
