обращение к начальству, да и просто общение с кем-либо. Саша закончил осмотр и пригласил пилотов занять места в самолете. И тут их прорвало:
– Как, просто так? И тебя никто не проверит?
– В каком смысле – проверит?
– Ну, там кровяное давление, и главное – подуть в трубку, проверка на алкоголь.
– В этом нет необходимости. Существуют правила. Их не нарушают.
Ошеломленные пилоты заняли места в 'Цесне'.
Так русские открывали Америку.
К Р И Т Е Р И Й
Маленький сухонький еврей. Но ручищи! Такие вызвали бы удивление, будь они даже у богатыря. Еврей перехватил мой взгляд и улыбнулся:
– С детства вкалываю. Я этими руками третий дом себе строю. Два оставил в Советском Союзе. А сейчас в Израиле третий заканчиваю.
– И не жалеете, что оставили там два дома?
– А чего жалеть? Там за свою зарплату я мог купить тридцать пол-литров водки. А тут – триста. И не пол литр, а по семьсот пятьдесят грамм бутылка.
Конец рабочего дня на военном заводе. Работники торопливо отбивают карточки. Автобусы ожидают. Инженер репатриировался в Израиль из Советского Союза около двух лет назад. Он не торопится. У него свой автомобиль. Рабочий лет тридцати пяти всунул в автомат свою красную карточку и с явным неудовольствием посмотрел на зеленую в руке инженера.
– Никогда в Израиле не будет справедливости. Я на этом заводе уже двенадцать лет и все еще простой рабочий. А ты не успел приехать – и уже инженер.
С Т А Т И С Т И К А
– Еду я, значит, в университет, – начал он рассказ. – Передо мной машина, вся обклеенная стикерами – 'Шалом ахшав', 'Хавер, ата хосер', 'Дор шалем дореш шалом'* и подобными. Заметил, что за рулем женщина. Сразу представил себе очередную кикимору. Среди этой породы я еще ни разу не встречал достойной внимания. А когда на экране телевизора появляется Шуламит Алони, я немедленно смотрю на жену, чтобы не стать гомосексуалистом.
Машина все время впереди до самой университетской стоянки. Остановились. Ожидаю, какое чудовище сейчас вывалится. Но тут! Убей меня – такой красивой бабы я еще не встречал. Что лицо, что фигура – совершенство!
Представляю себе мой обалделый вид. Она с удивлением посмотрела на меня.
Я опомнился и рассказал, о чем думал всю дорогу, следуя за ней, о результате моего многолетнего наблюдения.
Она рассмеялась и спросила, за кого я голосовал.
– За Натаниягу – ответил я.
– А я – за Ганди.
– За Ганди? Так чего же у тебя такие стикеры?.
– Во-первых, это машина моего хавера. Во-вторых, он еще правее меня. В-третьих, он только позавчера купил этот автомобиль у кретина, у профессора-историка и не успел отодрать всю эту пакость.
Понимаешь, мало того, что такая внешность, так еще и мировоззрение – бальзам на мою душу. И я ей сказал:
– Знаешь, о чем я сейчас искренне жалею? Что я не выше на тридцать сантиметров и не моложе на тридцать лет.
Тут она улыбнулась, – посмотрел бы ты, как она улыбнулась! – и, показав на мое пузо, добавила:
– И не легче на тридцать килограммов.
– Дорогая, – сказал я, – так где бы у меня осталась сила, чтобы тебя удовлетворить?
Она рассмеялась:
– Ладно, на двадцать килограммов.
Сошлись на пятнадцати. Мы тепло пожали друг другу руки и разошлись.
Какая баба! Так что в моей статистике пока нет исключений. * (иврит) 'Мир сейчас', 'Товарищ, тебя недостает', 'Целое поколение требует мира' – лозунги лево либеральных и пацифистских движений
НЕ ЗАЖИВАЮЩЕЕ ОПАСЕНИЕ
Завтрак в ресторане фешенебельной гостиницы на Мертвом море. Немыслимое изобилие и разнообразие вкусной еды. Самообслуживание. Официанты только непрерывно пополняют блюда.
Старушка с пятизначным номером – татуировкой на сморщенной коже высохшего предплечья опирается на пожилую женщину.
– Визьмы молоко.
– Мама, зачем тебе сейчас молоко? Потом возьмем.
– Ни, потом нэ будэ.
– Не могу я тебя понять. Такая красивая, стройная, умная, устроенная. И все еще не замужем. А ведь тебе скоро двадцать девять.
– Не судьба. Еще не встретила своего суженого.
– Но у тебя, кажется, есть Моше?
– Моше? Он у меня вместо вибратора.
В Израиле мы продолжали праздновать День Победы. Как-то мне захотелось отметить этот день по- фронтовому, при свете коптилки, сооруженной из снарядной гильзы.
Сын, в ту пору служивший в армии, уверил меня, что для него не проблема принести гильзу сорока пятимиллиметрового снаряда.
В одно прекрасное однажды на звонок жена открыла дверь. В проеме стоял невысокого роста лейтенант, придавленный тяжестью сто пятимиллиметрового унитарного патрона – гильза со снарядом длиной около метра.
