перебил:
– Слышал я, слышал. Местные бродяги слишком разошлись, арты и деньги в большом количестве потекли мимо чиновников ООН, ну и мимо армейцев, да? И Цивик, как ответственный за этот участок, послал Титомира разобраться.
– Тогда майор со своими убил около полусотни сталкеров, – Красный Ворон заговорил громче. Пригоршня думал, что он сейчас мазнет на десну свою наркоту, но наемник, кажется, решил справиться с приступом без нее. – И они мою бригаду… стерли. Всю.
– Ты в банде, что ли, был?
– Нет, бригада сборщиков. Искали арты, ходили в дальние ходки. Я хорошо знал Ведьмака, с ним работал. Моих всех убили, а меня макнули в «прорву».
– В аномалию?! – ахнул Пригоршня.
Ворон глубоко вдохнул и закрыл глаза. Посидел несколько секунд молча, потом распахнул их. Круглое невыразительное лицо стало жестче, глубже прорезались складки на скулах, тонкие губы искривились.
– Да, – глухо произнес он. – Левым боком опустили в «прорву». Когда через пару суток немного очухался, сказали идти к Ведьмаку и передать послание: либо он продолжает сотрудничать, либо с ним сделают то же самое, но только бросят в «прорву» целиком. У них была Марина, моя… моя… – Красный Ворон вытянул перед собой левую руку, сморщившись, с усилием распрямил пальцы. Кажется, это вызвало у него нешуточную боль, но рука больше не дрожала. Напряженные, плотно сдвинутые пальцы были словно клинок. Ворон громко продолжал:
– Женщины в Зоне редкость. Марина была со мной. В моей бригаде и со мной. Они ее не убили сразу, покалечили. Сказали: передашь Ведьмаку послание, вернешься – отпустим. Я не верил, но пошел. Когда вернулся, она была мертва. А Ведьмак, поглядев на меня, решил не рисковать, снова начал работать с армейцами. Тогда Титомир убрался из Зоны. После зачистки его многие ненавидят, поэтому больше он сюда не совался, сидел в Комплексе. А я выжидал. Готовился. Стал наемником, занимался всякими делами: охранял экспедиции, ходил в карательные рейды, когда группировки сцепились, убивал. Сошелся… снова сошелся с механиком из Комплекса. Марковым. Он мне передавал сведения, я ему подкидывал деньги, арты иногда. Он…
– Снова сошелся? – переспросил Пригоршня.
– Мы с ним вместе учились в железнодорожном. Давно, в другой жизни. До Зоны.
– А-а, понял.
– Для меня главное: убить Титомира. Зверски убить, понимаешь? Чтобы он ощутил боль… хотя бы десятую часть той боли, что ощущал я, когда держал на руках мертвую искалеченную Марину. Хотя бы сотую! – Все это время Красный Ворон держал вытянутую руку перед собой, будто целился ею в сердце врага, а теперь резко опустил, рубанув воздух ребром ладони. – Только ради этого живу. Мне главное: не умереть прежде, чем умрет Титомир. Чтобы увидеть!
Он подался вперед, прожигая Пригоршню взглядом, заключил:
– Увидеть мое отражение в его стекленеющих глазах.
Стало тихо. Луна то проступала в небе, то ныряла за черные облака. Россыпь света помигивала со стороны Аэродрома, между деревьями не раздавалось ни звука. Пригоршня, придавленный силой чувства, прозвучавшего в голосе наемника, встрепенулся, похлопал себя по щекам, растер их и сказал:
– Я все понял, Ворон. Хорошо, ты хочешь убить майора во что бы то ни стало. Без вопросов, я одобряю, действуй. Он – в вышке, значит, тебе нужно туда. Причем быстро, пока Ведьмак сам Титомира, чего доброго, не убил. Раз так, то делим деньги и разбегаемся. Мне нужно к Периметру, нужно просочиться отсюда наружу, пока там все не успокоилось. Сейчас, я твою долю отсчитаю…
Он раскрыл рюкзак, взял пачку купюр, но Ворон положил ладонь на его руку.
– Идем со мной, – сказал наемник.
– В смысле, куда это? Ладно, убери клешню, не люблю, когда меня хватают. Девчонку себе найди, ее хватай.
Красный Ворон снова сунул руку в карман и пояснил:
– Мне одному к Ведьмаку бессмысленно, там слишком много людей. Я видел тебя на Станции, тогда, с бандитами Минуса… ну и сейчас. Ты убивать не боишься. И умеешь, правильно?
Пригоршня пожал плечами. Вот как-то не чувствовал он себя польщенным таким комплиментом.
– Можно сказать, что умею. Хотя и похуже тебя, наверное.
– Как я – мало кто умеет. Неважно, нужен напарник для этого дела.
– Так найди себе кого-то. Я тут причем? Все, забирай деньги и…
– Плачу двести тысяч.
– Чего? – удивился Пригоршня.
