переливающейся, блестящей, – а потом исчезла.
Пригоршня отпрыгнул в другую сторону, чтобы не влететь в аномалию. Машинально вскинув автомат, бросился к майору. Позади того затрещали ветки, когда сопровождающий Титомира человек побежал. Стукнул выстрел.
– Не стрелять! – заорал Пригоршня, падая на колени возле майора. – Я свой, свой!
Тот сел, хрипло дыша, распахнул куртку и взялся за грудь. В комбинезоне была дыра, в ней поблескивал расплющенный металл.
– Свой! – громко повторил Пригоршня, нацелив «Вихрь» на выбежавшего из-за деревьев капитана Ковача, одетого так же, как Титомир. На голове капитана была вязаная бледно-зеленая шапочка, а в руках – стрелковый комплекс «Гроза».
Ковач прицелился в голову Пригоршни, который старался спрятаться за Титомиром. Майор оглянулся на капитана, смерил Пригоршню взглядом и спросил, поднимая с земли упавший берет:
– Откуда ты здесь?
– Приехал из Комплекса, – пришлось отодвинуться, чтобы майор чего доброго не схватился за ствол «Вихря». При этом Пригоршня целился в Ковача, который остановился позади Титомира. – Там все погибли. Сначала на дрезине катил, потом пешком. Вас искал.
Ковач не двигался, ожидая приказа. Рожа постная, никакого удивления, только враждебная сосредоточенность.
Автомат майора лежал у него на коленях, и пока он не пытался поднять оружие. Титомир тоже оставался на удивление спокоен – прямо пара ледяных статуй, а не люди.
– Почему ты в компании… – он мотнул головой на «порт», – этого?
– А что с ним не так? – Пригоршня сделал недоуменное лицо. – Какой-то бродяга, назвался Вороном. Я его нанял, чтобы довел до Аэродрома. Не понимаю, с чего вы друг по другу начали стрелять?
Майор пристально смотрел ему в глаза. Кинул взгляд на аномалию, где исчез наемник, и встал. Ковач сразу переместился вбок, продолжая держать Пригоршню на прицеле, и тот тоже выпрямился, целясь сербу-капитану в голову. Ведь он, кажется, серб? Что-то Пригоршня такое слышал, от Витьки, вроде бы. Никогда они с напарником Ковача не любили – у капитана были замашки холодного садиста. Цепной пес при майоре, пес-убийца. Вспомнились слова Химика: Титомир собирался избавиться от него и Витьки сразу после продажи «доминатора»… Жаль, не получится прямо сейчас завалить обоих. А хочется! И совесть не проснется, ни капли сожаления не будет. Останавливало, что враги – не салаги, а профи. Поэтому надо выждать, а позже улучить момент…
Он широко улыбнулся и сказал:
– А вообще, я рад, что вас нашел. Просто обалдел, когда вдруг увидел. Я же вправду вас искал.
– Зачем? – спросил Титомир.
– Так а куда мне еще? За Периметром черт-те что, связи нет, приемник только шумы ловит. Выброс пробил экраны, всю округу накрыл, понимаете? Куда бежать, что делать? Вот и пошел за вами.
Он мысленно перекрестился, хотя отродясь не был религиозным, и опустил «Вихрь». Когда автомат повис на ремне, развел руками:
– Я не знаю, как мне дальше. Что теперь делать?
Титомир глядел на него. Лицо бесстрастное, ветер шевелит коротко стриженные волосы с сединой на висках. У Пригоршни в желудке свернулся тугой ком: вот сейчас майор вскинет автомат и выстрелит, просто чтобы избавиться от неопределенности… Но он дал отмашку, и Ковач опустил «Грозу». Титомир надел берет, аккуратно поправил и сказал:
– Мы идем на Аэродром. Есть одно дело, которое надо сделать быстро, но нас только двое. Лишние руки – неплохо. Поможешь. Наш… – он щелкнул пальцами и махнул рукой на север, где остался Комплекс, – договор остается в силе, свою долю получишь. За мной.
Роберт Титомир накинул на голову капюшон и зашагал в сторону Аэродрома.
И только теперь Пригоршня хорошо разглядел большой рюкзак за его спиной. Пять миллионов долларов там. Теперь они совсем близко – руку протяни.
Красный Ворон умирал, падая в темноту. Навстречу неслись черные облака, подсвеченные то ли далекими зарницами, то ли бледными лучами прожекторов. Он пролетел сквозь них…
Удар – и Ворон лежит на земле, связанный по рукам и ногам, напрягает кисти, пытаясь разорвать веревку.
Он переживал это тысячу раз. Кошмар ржавчиной въелся в память и постоянно возвращался в снах. После таких снов Ворон просыпался в холодном поту и сразу принимал огневку, потому что левая половина тела начинала неметь и отказывать.
