Подъехав к редакции, она поставила велосипед на привычное место и машинально собралась было пристегнуть его, но потом решила этого не делать: вряд ли в ближайшее время ей следует опасаться угона. Она также сомневалась, что в редакции ей понадобится рюкзак, и потому повесила его за лямки на седло.
Редакция «Трибьюн» была не заперта. «Благодарение Господу за это», – подумала Эмили, толкнула вращающуюся дверь и очутилась в пустынном холле.
Казалось, это место заброшено уже долгие годы. Тут стоял затхлый запах, какой обычно царит в старых библиотеках, и Эмили подумала, что редакция как раз и превратилась в подобие такой библиотеки. Вряд ли тут когда-нибудь снова будут делать новости. Поняв это, Эмили словно почувствовала, как что-то ударило ее изнутри. Газета так долго была для нее всем миром, что ей даже в голову не приходило, что «Трибьюн» когда-нибудь прекратит свое существование. Боль от этой потери оказалась такой же сильной, как от потери семьи и друзей. Наверное, даже сильнее, потому что газета значила для нее гораздо больше, чем любая человеческая личность. Она была неотемлемой частью цивилизации. Кто напишет эпитафию этому миру, если в нем не стало газет?
Господи, с каких пор ее потянуло на такую лирику?
– Эй! – крикнула Эмили, надеясь услышать в ответ голос Фрэнка или Свена.
Ее крик эхом пошел гулять по некогда оживленной приемной. Никто не отозвался, и Эмили направилась к лестнице, ведущей на второй этаж, где, помимо прочего, в специальном охраняемом помещении хранилось ценное оборудование, выдаваемое репортерам во временное пользование.
Винтовая лестница, которая вела на второй этаж, закручивалась на манер штопора. Кованая, вычурная, она была достаточно широка, чтобы на каждой ступеньке уместилось четыре человека разом, и наверняка стоила целое состояние. Эмили всегда считала ее очень красивой, но сегодня, поднимаясь по металлическим ступеням и слушая эхо своих шагов, журналистка терзалась беспокойством, а по спине к пояснице стекал ручеек холодного пота.
Паранойя присуща всем знакомым Эмили репортерам. Ей и самой частенько угрожали герои ее сюжетов, так что некоторая мнительность была вполне оправданной. Как там в старом присловье? «Диагноз „паранойя“ еще не гарантирует, что вас на самом деле никто не преследует». После того что она пережила и перевидала за последние дни, доза здоровой подозрительности могла оказаться необходимой, чтобы не расстаться с жизнью.
Лестница заканчивалась площадкой, выходившей в небольшой холл, вдоль одной стены которого стояли удобные с виду кресла. Расположившись в них, посетители могли смотреть на улицу сквозь окна в противоположной стене. Во всяком случае, так было задумано, но на памяти Эмили эти окна всегда были слишком грязными, и надеяться на то, что в них можно что-то разглядеть, особо не приходилось. Из холла начинался коридор, в который выходили двери редакторских кабинетов, главного конференц-зала и кабинета издателя.
Шкаф с дорогой аппаратурой располагался в последнем кабинете по правой стороне, почти в самом конце коридора. За все время, что Эмили проработала в газете, она поднималась «наверх» – так называли между собой второй этаж рядовые сотрудники – всего трижды: на первичное собеседование и дважды на общие собрания. Штатные репортеры чувствовали себя здесь не слишком комфортно. Если кто-то из них оказывался тут, это, скорее всего, означало, что редактор вызвал его на ковер за какую-то оплошность.
Эмили неслышно шла по коридору в сторону нужной двери с латунной табличкой, гласившей «Жюстина Голдблум» и чуть ниже – «главный редактор».
Жюстина была – еще совсем недавно – отличным редактором и начальником. По большей части она не вставала поперек дороги своим репортерам, давала им достаточно свободы, чтобы они не чувствовали себя прикованными к рабочим столам, и всегда была готова, если возникнет такая необходимость, спуститься в окопы к остальному персоналу газеты. За тридцать три года до того, как Эмили начала работу в «Трибьюн», Жюстина поступила туда в качестве внештатника и проложила себе путь на самый верх. Эмили была о ней очень высокого мнения. Снискав уважение всех сотрудников редакции независимо от пола, Жюстина сумела остаться женственной, но это ни в коей мере не делало ее слабачкой: в случае необходимости она вполне могла устроить грандиозный разнос.
Строгая, но справедливая… такой она была. Эмили будет ее не хватать.
Повернув дверную ручку, Эмили вошла в кабинет Жюстины, в центре которого стоял большой стол красного дерева. По обе стороны от него располагались книжные шкафы из того же гарнитура, доверху забитые старыми экземплярами «Трибьюн» и разнообразными справочниками, на стене висели кое-какие Жюстинины дипломы и лауреатские грамоты, скопившиеся за долгие годы работы. Справа к кабинету примыкала комнатушка, где стоял несгораемый шкаф, в котором, Эмили надеялась, найдется спутниковый телефон.
