вынимал футляр с жестким диском, где были записаны данные Брайана Тэйта. Он задерживал его в руках на минуту-другую в холодном синюшном свете телеэкрана, затем клал на место. Однажды он вытащил лэптоп и подсоединил к нему диск, хотя включать ни то ни другое устройство не стал, а, вместо этого, пошел в спальню и не раздеваясь лег рядом с Анной, положил ладонь на ее промежность и принялся массировать, пока Анна не застонала, полупробудившись.
Днем он слушал старые записи или переключал телеканалы в поисках любой новости научного характера. Ему все было интересно. Анна же не знала, куда себя деть. Как-то утром за завтраком она спросила:
– Как думаешь, ты меня в конце концов убьешь?
– Вряд ли, – ответил он. – Не сейчас.
И добавил:
– Не знаю.
Она накрыла его руку своей.
– Убьешь, и ты это знаешь, – сказала она. – Ты просто удержаться не сумеешь.
Кэрни взглянул через окно на океан.
– Не знаю.
Она убрала руку и остаток утра держалась замкнуто. Уклончивые ответы всегда оставляли ее озадаченной и, как ему подумалось, рассерженной. Издержки детства. Ее жизненные трудности не слишком отличались от его собственных: не доверяя жизни, Анна искала в ней чего-то более требовательного. Но дело тут было не только в этом. Они загнали себя за флажки собственных отношений и понятия не имели, как дальше вести себя друг с другом. Он не хотел, чтоб Анна выздоровела. Она не хотела, чтобы Кэрни сделался надежным и добропорядочным человеком. По ночам они кружили вокруг да около, выискивая уязвимости и необычные способы принудить партнера к исполнению собственных задумок. Анна в том преуспевала. Однажды ночью она его удивила, попросив со своей обычной ослепительно-уязвимой усмешкой:
– Ты не против мне вставить?
Они стащили с кровати пэтчворковое одеяло и устроились у очага, где догорали, обращаясь в снежно-белую золу, принесенные морем сучья. Анна лежала на боку перед огнем, и тело ее белизной почти не уступало пеплу. Задумчиво оглядывая очерченный тенями худощавый контур, Кэрни произнес:
– Нет. Не думаю, что я смогу.
Она прикусила губу и полуобернулась:
– А что со мной не так?
– Ты никогда этого не хотела, – сказал он осторожно.
– Я хотела, – ответила она. – Я с самого начала хотела, но было же понятно, что ты против. Половина девчонок Кембриджа хотели. А ты все время дрочил и ни разу не кончил в девушку. Инге Нойман – та, с картами Таро, – была этим сильно озадачена.
При этих словах лицо Кэрни помертвело, и Анна хихикнула.
– По крайней мере, я
Он не нашел ничего лучшего, как рассказать ей о Доме Дрока.
– С дороги этого дома не увидишь, – говорил он, наклонясь вперед и гневаясь сам на себя за вложенные в фантазию силы. – Он очень хорошо спрятан. Видны лишь деревья, плотно увитые плющом, несколько ярдов мшистой дорожки да табличка с именем владельца. На землях рядом с домом всегда лежит тень, не считая тех мест, где солнечный свет яркими лужицами проливается на лужайку через случайные прорехи в кронах деревьев. Место это казалось таким реальным. И тот же самый свет просачивается в комнату третьего этажа, где в духоте под крышей всегда конец дня, где неизменно слышится тяжелое дыхание человека, полностью ушедшего в себя. Потом появляются мои кузины и начинают раздеваться. – Он рассмеялся. – По крайней мере, так я себе это воображал.
Анна взглянула на него в недоумении.
Он прибавил:
– Я бы за ними наблюдал. Мастурбируя при этом.
– Но этого же в действительности не происходило?
– О нет. Это выдумка.
– Тогда я не…
– Я в жизни пальцем к ним не притрагивался. – Он даже не осмелился к ним приблизиться. Такими энергичными, такими грубыми они ему казались. – Иллюзия Дома Дрока отравила мне всю жизнь. Появившись в Кембридже, я оказался бессилен.
