– Ну и дом для примадонны, – сказал он кошечке.
У Тэйта был озадаченный вид.
– Им тебя не хватало, – заключил он. – Но взгляни сюда.
Тэйту удалось растянуть время жизни кубитов в полезном состоянии восьмикратно, десятикратно. Они с Кэрни отволокли мусор от алтаря высокой науки и сели перед большим плоскоэкранным монитором. Кошечка гуляла вокруг, высоко подняв хвост, или сидела у Кэрни на плече, мурча в ухо. По экрану, как выплески синаптической активности мозга, проплывали данные экспериментов в свободном от декогеренции пространстве.
– Это еще не квантовый компьютер, – ответил Тэйт, когда Кэрни принялся его поздравлять, – но мы опережаем Кельпиньского с командой, во всяком случае пока что. Ты понимаешь, зачем я тебя вызвал? Не хочу, чтобы Гордон нас по миру пустил как раз накануне момента, когда любое наше желание будут рады исполнить.
Он потянулся к клавиатуре. Кэрни остановил его.
– А еще?
– Что – еще?
– Глюк модели, чем бы эта штука ни была.
– А-а, – сказал Тэйт, – это? Ну, я сделал что смог.
Он постучал по клавишам. Запустилась новая программа. Вспыхнул актинический синий свет; кошечка-сиамка напряглась у Кэрни на плече; результаты более раннего тестового эксперимента расцвели на экране перед ними, и система «Беовульф» принялась имитировать пространство. На сей раз иллюзия была куда медленнее и лучшего качества. Где-то из кода что-то возникло и расплескалось об экран. Миллион цветных огней, кипящий вихрь, стайка перепуганных рыб на мелководье. Белая кошка сию же секунду соскочила с плеча Кэрни и кинулась на монитор с такой силой, что тот закачался. Целых полминуты фракталы, подергиваясь, затапливали дисплей. Потом все замерло. Кошечка, чья шерсть в сиянии экрана отливала ледяной голубизной, еще полминуты отиралась у дисплея, потом утратила к нему интерес и стала усердно вылизываться.
– Что скажешь? – спросил Тэйт. – А, Кэрни?
Кэрни сидел и с отстраненным ужасом поглаживал кошечку. Как раз перед коллапсом модели, когда фракталы распались, он увидел еще кое-что. Ну как теперь спасаться? Как все это собрать воедино? В конце концов он выдавил:
– Наверное, артефакт.
– Я тоже так подумал, – согласился Тэйт. – Нет смысла дальше в нем копаться. – Он рассмеялся. – Разве что затем, чтобы кошку повеселить.
Кэрни отмолчался, и Тэйт начал менять параметры для следующего эксперимента. Через пять с небольшим минут Тэйт, словно бы продолжая прерванную фразу, произнес:
– А, ну и еще тут какой-то маньяк тебя ищет. Он несколько раз приходил. Его Стрэйк зовут.
– Спрэйк, – поправил Кэрни.
– Я так и сказал.
Кэрни показалось, что его разбудили среди ночи ударом по голове. Он аккуратно поставил белую кошечку на пол и оглядел лабораторию, размышляя, как Спрэйк ухитрился его разыскать.
– Он что-нибудь отсюда прихватил? – Кэрни ткнул пальцем в монитор. – Он не видел этого?
Тэйт рассмеялся:
– Да ты шутишь. Я его даже не впустил бы. Он тут шлялся вверх-вниз по улице, вздымая руки и посылая мне проклятия на неведомом языке.
– Этот пес лает, но не кусает, – сообщил Кэрни.
– Когда он снова приперся, я поменял код на двери.
– Знаешь ли, я заметил.
– Я просто на всякий случай, – огрызнулся Тэйт.
Кэрни встретил Спрэйка лет через пять после кражи костей. Это случилось в переполненном пригородном поезде до Юстона, проезжавшем Килбёрн. Стены килбёрнского вокзала были изрисованы граффити: в изобилии присутствовали насыщенные красные, пурпурные и зеленые пятна, подобные следам от фейерверков или перегнившим тропическим фруктам; на сверкающей поверхности значилось:
