вникал во многие. Всякое знание может пригодиться, даже на первый взгляд бесполезное. Ваша религия не едина, в каждой общине дмартов свои представления о божественном. Но в одном все вы солидарны: в том, что момент перехода в мир мертвых слишком ответственный, чтобы надеяться лишь на собственные силы. И потому в этом случае принято обращаться за помощью к высшим силам. Вы начинаете молиться. И молитвы эти особые, применяемые лишь при прощании с жизнью. Их можно услышать разве что на похоронах или у ложа смертельно больного. Не сказать, что я хорошо разбираюсь в подобных вопросах, но мне неоднократно приходилось наблюдать последние мгновения жизни адептов вашей религии и слышать, как молятся они в этот момент. Несмотря на то что общины были разные, много общего. Так вот, как бы тихо вы ни обращались к своему божеству, я подметил схожие фразы. Преподобный Дзгфинн, неужели вы готовитесь умереть?
— Нет. Я уже мертв…
Жизни в этом ответе было не более, чем в могильном камне.
— Вы знаете об этих местах что-то, что неизвестно нам?
— Да… Знаю…
— И?
— Вы обладаете способностью видеть суть слов, отличая правду от обмана, но здесь вам это не поможет. Такалида — проклятая земля. Нельзя удаляться от нашего берега. Берег защищает Зверь, живущий в лесу. Мы не ходим в лес, а он не пускает в него демонов и прочее, что может оказаться даже страшнее демонов. Лес — территория Зверя, лесные границы священны и запретны. Никому не позволено их переступать. Мы переступили. Мы слишком далеко ушли от берега. Мы пришли в землю сгоревших камней. В край демонов. Место, где сохранилось древнее зло. Я чувствую, как следит оно за нами, выжидая момент. Зверь не сможет ему помешать, у него нет власти там, где не могут расти деревья. А если бы и была, не стал бы, мы нарушили священную границу. Тот шум, что мы часто слышим неподалеку, создается его поступью. Он идет за нами и ждет. Ждет, когда Такалида нас накажет. Увидев это, Зверь вернется на берег и станет защищать его, как защищал все минувшие годы. Вот только нас там уже не будет…
— Опять эти сказки про Зверя… — не выдержал Патавилетти.
Маг поднял руку:
— Помолчи. Преподобный, я считал, что вы более критически относитесь к спорному наследию своего не в меру осторожного отца. Вам ведь прекрасно известно, что он попросту выдумал все эти сказки про зверей и демонов, наивно полагая, что если отгородиться барьером страхов от окружающего мира, то мир оставит тебя в покое. И что я вижу? Я вижу стремительное изменение взглядов на жизнь.
Преподобный, твердо встав на ноги, кивнул:
— Да, вы правы. Хеннигвиль умер, вместе с ним умерла моя душа. Такое не может пройти бесследно. Скоро я увижу своего отца. И чем ближе наша встреча, тем больше я его понимаю.
— То есть за душой подходит очередь тела? Телесной смерти?
— Да. Я готов к ней.
— Забавно. Надеюсь, вы не сломаете ногу, ведь в этом случае мои воины вас прикончат, и ваши ожидания оправдаются. А мне бы очень хотелось посмотреть, что станет с вами дальше. До чего вы в итоге дойдете в своих рассуждениях.
— Недолго вам осталось смотреть… очень недолго…
Мексарош знал, что преподобный не обманывает. Он и в самом деле убежден, что жизнь его подходит к концу. Но дмарты глупы, они искренне верят в то, что вкладывают в их уши религиозные лидеры. И пусть Дэгфинн сам жрец, он так же уязвим для авторитета старших, как рядовые еретики. Находясь на грани помешательства от всего произошедшего в последние дни, он цепляется за последнюю соломинку — глупые слова своего отца. Он начал верить в то, что раньше высмеивал, хоть и никогда не показывал это рядовым членам общины.
Редкий случай того, как человек врет, однако при этом искренне считает все сказанное чистой правдой.
Но Мексароша фокусами человеческого сознания не обмануть. Его никто не обманет. Он видит всю правду, как бы она ни маскировалась.
Глава 25
