если им что-то как следует вбили в голову, извлечь это непросто.
А вбивали качественно и долго…
…Ягод и на самом деле было мало, Керита с ними расправилась вмиг, так что Дирт недолго давился слюной. Вытрусив из опустевшего туеска соринки, девушка заметила:
— Брусника весной густо цвела. И ягодок меленьких полным-полно. Наверное, хороший урожай будет. Брусника — ягода хорошая: не портится, только ссыхается или мокнет. И не пачкает, как черника.
— Черника слаще.
— Ну да. Но я собирать ее не люблю.
Оба черничника располагались хоть и на опушке, но тянулись дальше в лес. И очень трудно было вовремя остановиться при сборе, преодолеть соблазн сделать шаг дальше, в сторону запрещенного. А вот брусника чуть ли не сплошным ковром покрывала Сторожевой мыс. Даже на скалах ухитрялась расти, причем в любой год ее там было много, хотя хеннигвильцы обдирали безжалостно, до последней ягодки.
— Я прошелся по ручью и не нашел ни одного стебля ревеня.
— Ты каждый день по ручью ходишь, все давно оборвал.
— Все невозможно заметить.
— Да? Уж мимо тебя точно не пройдет — все замечаешь. Лодка без рыбы опять, сети пустые. Слыхал?
— Знаю.
— Младший Мади пухнет. Говорят, это от голода. У матери молоко пропало, коровьего на всех не хватает. Матерей надо лучше кормить.
— Завтра у нас будет мясо. Поест, и молоко вернется.
— Ты о чем?
— Я о матери младшего Мади.
— А я о мясе спросила. Откуда оно возьмется?
— Преподобный велел отвести на ночь Русалочку к дальней опушке.
— Зачем?
— Чтобы демоны выпили ее кровь и отстали от Хеннигвиля хотя бы ненадолго.
— Что?! Кормить демонов?!
— Дэгфинн говорит, что они от крови не откажутся.
— Зверь тоже кровь пьет.
— Враки.
— Он ведь выпил кровь у младшей сестры Тиггиты в самый первый год. Об этом все знают.
— Лэрд Далсер говорит, что это глупое вранье, суеверие простолюдинов.
— Никакое не вранье. Мне мама не один раз рассказывала. Вас с Далсером тогда еще не было здесь. Ее звали Дитори, она была чужая, как вы. Ее удочерили, не дали пропасть, забрали с собой. Но она так и оставалась чужой и, как ты, никого не слушала. Взяла и зашла далеко в лес, Зверь ее убил за нарушение запрета и выпил всю кровь. Ее тело стало белым и почти ничего не весило. Было это перед Рудным болотом. Поэтому мы на него не ходим.
— Ага. И поэтому собирать клюкву приходится мне.
— Никто тебя не заставляет.
— Она на лекарства нужна, ты же знаешь, что зимой без нее никак.
— Знаю, для зубов она полезная, чтобы не пухли десны, и для лечебного морса. Но мы теперь боимся тех мест. Дирт, мы всего боимся. Этот лес очень плохой, а ты шутишь со страшными вещами. Я молюсь за тебя все время, когда ты там.
— В лесу не страшнее, чем на побережье. Я там с детства пропадаю, и, как видишь, никто на мою кровь не польстился.
— А позапрошлой зимой?
— Так это меня олень копытом двинул. Я тогда сглупил, расслабился раньше времени. Подумал, что он уже готов, подошел, нагнулся, вот и получил, что заслужил.
— Обманываешь. Наши говорят, что тебя поколотил Зверь, чтобы ты больше не забредал в лес. А ты даже после этого не слушаешься. Это плохо.
— Они знают, что я хожу дальше, чем разрешено?!
— Ну… разное думают. Подозревают… Сам знаешь, что у нас трудно что-то скрыть. Дирт, я боюсь. За тебя боюсь. — Керита
