галанитскому ордену «Твёрдое сердце» третьей степени, и вдруг спросил:
– Какая ближе?
– Двенадцатая, – мгновенно отозвался Аллен.
– Подготовь кортеж, я хочу посетить её.
Оставаться в штабе было выше сил Селтиха.
– Красавчик, – едва слышно произнёс стоящий рядом менсалиец. При переформировании бригады инопланетника назначили заместителем Хильдера, чтобы, как понимал Ян, держать в узде соплеменников. Избавиться от назначенца не было никакой возможности, а потому приходилось мириться с особенностями характера «боевого товарища». – Уверен, ему нравится производить впечатление.
Ехидное замечание особенно покоробило Хильдера тем, что менсалиец был прав: Селтих действительно смотрелся безмозглым красавчиком. Прилизанный, напомаженный, в диковинном бирюзовом мундире с опереточными погонами на узких плечах и россыпью непонятных орденов на груди; опирающийся на крепкую руку кудрявого адъютанта, чувственные губы которого видели даже стоящие в задних рядах, – это человек, который поведёт их в бой? Человек, которому они доверили свои жизни?
Но разве кто-нибудь имеет право смеяться над своим командиром?
– Спаситель Линегарта, – неожиданно для себя произнёс Хильдер.
Громко произнёс. И голову вскинул гордо, демонстрируя, что не приемлет дурацкие шуточки.
– Что, извини?
– Перед тобой – спаситель Линегарта, а значит, спаситель Приоты, – зло повторил Ян, избегая смотреть на менсалийца. Боялся не сдержаться и врезать тупому наёмнику, осмелившемуся оскорбительно отозваться о величайшем стратеге Приоты. – Командующий Селтих остановил волосатиков.
– Аксельбантами?
– Умом.
Генерал ещё не начал речь, он только-только поднялся на бронетяг и теперь неуклюже топтался, выбирая подходящее место; над полем, где выстроили Двенадцатую, царила тишина, и нижние чины стали оборачиваться на громкие голоса офицеров. Менсалиец, надо отдать ему должное, сообразил, что привлекает ненужное внимание, и примирительно произнёс:
– Согласен: остановил, но теперь ему нужно их победить.
Однако капитан завёлся.
– Селтих победит, – с неожиданной уверенностью ответил Хильдер. Громко ответил, гораздо громче, чем бросил первую фразу, потому что слова сейчас рвались из души.
Радостное предчувствие надвигающегося сражения овладело Яном, он знал, что предстоит бой, мечтал о нём и верил в победу. Знал, что победит, потому что их вёл великий полководец.
– Селтих – наш вождь! Он победит! – провозгласил Хильдер, оборачиваясь к строю. Он понимал, что мешает командующему начать речь, но не мог сдержаться. – Наш вождь!
И четвёртый мехэскадрон, неожиданно для Яна, рявкнул:
– Наш вождь! – дружно, словно репетировал.
– Наш вождь! – не отстала бригада.
Напомаженный, самодовольный, пухленький.
– Вождь!!
И заготовленная речь вылетела у Ере из головы.
– Наш вождь!!!
Который стоял перед своими панцирниками, видел их верящие, горящие глаза, стиснутые кулаки, слышал их дружный крик и неожиданно понял, что эти люди пойдут ради него на смерть. За родину – да. Против ушерцев – да. Из ненависти – да. Но при этом – потому что верят в него, в Ере Селтиха. В своего командующего.
– Мы победим! – заорал генерал, поднеся к губам рупор. А потом отбросил его в сторону, поднатужился и выдал громовое: – Слово, ребята! Победа будет за нами!
И впервые в жизни Ере удался по-настоящему командирский глас: его услышали и в последних рядах, и на дальних флангах. И ответили дружным:
– Наш вождь!
