Нет человека, нет проблемы? Так говорят, да?
Я бы не был столь категоричен в этом вопросе.
Трамвай миновал центр, и по мере приближения к окраинам прохожих на улицах становилось все меньше и меньше. А потом потянулись рабочие кварталы, мрачные и безлюдные.
В попутчиках пока еще недостатка не было, но все же я начал испытывать определенного рода беспокойство, кляня себя, что не поймал такси. Если так продолжится и дальше, убийца неминуемо что-то заподозрит…
Не заподозрил. На одном из поворотов он соскочил с открытой площадки и побежал к обочине, постепенно замедляя шаг. Миг спустя я нагнал его и резким толчком в спину направил лицом в фонарный столб. Стрелок со всего маху врезался в чугунную боковину и неминуемо упал бы, не придержи я его сзади.
Но парень оказался крепким орешком. Оседая на под косившихся ногах, он тем не менее сунул руку за пазуху, поэтому пришлось ему врезать. Удар зажатой в кулаке стопкой четвертаков пришелся за ухо, и убийца обмяк, окончательно повиснув у меня на руках.
Тогда я оттащил его с дороги и, усадив на грязный тротуар, прислонил спиной к стене дома. Затем вынул из наплечной кобуры убийцы револьвер, сдвинул кнопку фиксации барабана и вытряхнул на землю патроны. Среди них — три стреляных. Ну да, нисколько не сомневался…
Я откинул в сторону разряженный револьвер и принялся обшаривать пиджак стрелка.
Бумажник, мятая пачка папирос, коробок спичек, перочинный ножик, неподписанный конверт; все это я рассовал по своим карманам, потом закинул на плечо ремень кофра и поспешил прочь.
А что еще оставалось делать? Арестовать и объяснять руководству, каким образом оказался замешан в очередном убийстве? Пристрелить, чтобы не начал говорить?
Зачем? Быть может, это неплохой человек, оказавшийся в сложной жизненной ситуации, и что — к стенке без суда и следствия? Без Жоржа Кука город станет чуть чище и безопасней; и вряд ли стоит сожалеть, что растлитель малолетних и шантажист покинул наш мир раньше отмеренного ему срока, а не сгнил в карцере Святого Кейна.
На ходу я распотрошил пачку папирос и спичечный коробок, выкинул их в попавшуюся на пути урну, туда же отправил складной нож и пустой бумажник, из которого предварительно выгреб всю мелочь и пару двадцаток. А вот в конверте обнаружилось несколько разрезанных на отдельные кадры негативов; конверт, без всякого сомнения, принадлежал убитому шантажисту. Как и до отказа забитый катушками фотопленок кофр.
Я с сомнением оглядел свою добычу, щелкнул застежками и бросился вдогонку за попутным трамваем.
Кая Дворкина удалось перехватить на выходе из редакции. Носатый газетчик вышагивал под руку со своей давнишней пассией — заведующей светской хроникой Эллой Сингер; при виде меня он сбился с шага и обреченно вздохнул.
— Здравствуй, Виктор, — улыбнулась Элла и лукаво глянула на своего спутника. — Так понимаю, ужин отменяется?
— Ви-и-иктор, — простонал Кай, — только не сегодня!
— Нет-нет, — поспешно заявила Сингер. — Я поймаю такси. Пока-пока!
Я приложил кончики пальцев к шляпе и слегка склонил голову, Элла убежала, а Дворкин уставился ей вслед, будто брошенный пес.
— Мне начинает казаться, что она меня избегает, — устало произнес он.
— Не бери в голову, — посоветовал я. — Ты столько лет наставляешь рога ее мужу, что уже можешь считаться членом семьи!
Кай недобро посмотрел на меня, досадливо поморщился и спросил:
— Что у тебя?
— Ты все еще увлекаешься фотографией?
— Ну да, — кивнул газетчик и притронулся к свисавшему у меня с плеча кофру. — Это что?
— Пленки, — пояснил я. — Сможешь распечатать их?
— Это так срочно?
Я только плечами пожал.
— У тебя есть другие планы на сегодняшнюю ночь?
— Обратись в фотоателье, — хмыкнул Кай.
— Может, мне заодно в «Вечерний экспресс» обратиться?