пройти до середины, удалившись от края на восемь футов. И если плита при этом зашевелится, протянуть руку и ухватиться за что- то нельзя – рядом ничего нет.
– Сколько вы весите? – спросила Бетани.
Трэвис покачал головой:
– Вы туда не пойдете.
– Я вешу сто десять фунтов – голая. Вы ведь не против отвернуться и подержать мою одежду?
– Вы не пойдете. Я пойду.
Она посмотрела на него в упор.
– Сейчас не время для замаскированного под галантность сексизма.
– Самое время.
Трэвис снял и передал ей «ремингтон». Постоял немного, глядя на трещины. Обернулся. Посмотрел вниз, на пятнадцатый этаж, убедившись, что, если плита начнет падать, остановить или хотя бы задержать ее будет нечему. До двенадцатого этажа – ничего, на двенадцатом перекрытие, а дальше – пустое пространство до самого основания. Трэвис повернулся к столу.
– Может быть, здесь был офис исполнительного директора, – произнесла Бетани дрожащим от напряжения голосом. – Или кого- то еще из руководства. Других прикрученных к полу столов нам не попадалось. А если они и были, то все уже давно потрескались и провалились. Может, и этот держится еле-еле и рухнет от единого сухого листочка.
– Вы умеете подбодрить.
Трэвис шагнул на плиту одной ногой. Перенес четверть своего веса. Плита не шелохнулась. Может, все не так плохо, как кажется… Он добавил еще столько же. Ничего. Он полностью переступил на плиту и посмотрел на Бетани. В ее глазах застыл страх.
– Знаю, – сказал Трэвис. – Края обычно прочнее середины.
– Не умирай.
– О’кей.
Он сделал второй шаг. Третий.
На четвертом что-то сдвинулось. Едва заметно. Плита как будто подстраивалась под дополнительным давлением, смещаясь, может быть, на восьмую дюйма. Бетани чуть слышно охнула, но промолчала.
Еще три шага, и он будет прямо перед столом.
Трэвис перенес ногу вперед… опустил. Плита никак не отреагировала на его перемещения.
Осталось два шага…
Один…
Ничего.
Может быть, он льстил себе, думая, что его присутствие что-то значит для этой пятитонной махины, перетерпевшей сотни бурь и метелей с двухсотфунтовым столом на спине. Может быть, чтобы обратить на себя ее внимание, ему нужно пару часов выплясывать на ней джигу.
Трэвис перенес вес с задней ноги на переднюю и осторожно опустил ее на бетон дюймах в шести от стола. Глубоко вдохнул, медленно выдохнул и отпустил центр тяжести, чтобы тот равномерно распределился на обе ноги.
Прут арматуры треснул сухо, как кость, и середина перекрытия провалилась дюймов на шесть, бросив Трэвиса к столу.
Бетани вскрикнула.
Он пролетел бы над столом и рухнул, словно брошенный молоток, на бетон с другой стороны. Бетани кричала что-то, но ее крики заглушал глухой ритм крови в ушах. Раскинув руки, Трэвис ухватился за гладкие края, и мир вдруг остановился и замер. Он слышал свое дыхание. И дыхание Бетани тоже.
Трэвис повернулся и посмотрел на нее. Она побледнела, хотя это слово не совсем точно передавало случившееся с ней, и дышала мелко и часто. Взгляд ее вцепился в него, потом отпустил и ушел вниз и вправо. Трэвис проследил за ним.
Самая крупная трещина пролегла через всю плиту к поперечной балке, и бетон отвалился почти целиком, держась теперь только самым краем.
Бетани наконец опомнилась.
– Уходи. – Она замахала рукой.
Трэвис по-прежнему стоял, держась за стол обеими руками и распределяя свой вес на обе ноги. Опустил глаза на ящики. Пожалуй, их можно было вытащить без дальнейших перемещений.
