предпочел в том же стиле.
– Вот как? – Князь посмотрел на иноземца.
Тот забеспокоился:
– Я видел лишь, как боярин сходил с ладьи. Один. Он и поселился один, с дочерью.
– Скажи мне, боярин, – поправил на плечах плащ князь Родовлад и указал на бывших невольников: – Знаешь ли ты этих людей?
– Да, – уверенно подтвердил Олег. – Пять дней тому я перебил разбойников на Волге, что несколько лет между Кимрами и Калязиным баловали, а неволь…
– Ты лжешь, пес шелудивый! – вскинулся иноземец.
– Это ты лжешь! Пес полоцкий! Тварь мерзкая! Гадина подколодная! – вразнобой заголосили корабельщики.
– Тихо!!! – хлопнул ладонями по подлокотникам князь и даже привстал во гневе. – Здесь суд идет, а не торг базарный!
Олег стиснул зубы и потер нос кулаком. Кривич тоже плотно сжал губы и поклонился:
– Прошу прощения, княже.
– Вижу, неведомо тебе, боярин, – опустившись обратно в кресло, размеренным тоном сообщил угличский наместник, – что гость торговый Рагвальд из Полоцка обвиняет смердов сих в разбое. В том, что ладью свою они у брата его Свенега отобрали и присвоили. В доказательство слов своих указал он на ладье приметные знаки, каковые токмо изнутри увидеть можно. Стало быть, знал о них Рагвальд уже давно, напраслины не возводит. Сказывает иноземец, сии смерды на Волге разбойничали, да ныне на судне захваченном, стало быть, и попались. Посему еще раз спрашиваю тебя: уверен ли ты, что корабль сей по чести и справедливости корабельщиками получен?
– Ты, княже, вижу, прослушал, что кривич заезжий во лжи меня обвинил и оскорбил словами непотребными, – так же размеренно ответил Олег. – За оскорбление сие я требую с него виру в десять гривен, и прощение за слова свои пусть на коленях просит.
– Ты лжец! – вскинулся бритый иноземец. – Мой брат не был разбойником. Эти мерзкие рабы недостойны даже произносить его имя!
– Эти люди – честные купцы, а твой брат – мразь и урод, – сказал ему в лицо Олег.
– Хватит! – опять повысил голос князь. – Замолчите оба! – Наместник сложил руки ладонь к ладони, подумал, резко вскинул подбородок: – Вижу я, что от душегубов ныне Волга чиста, и сие известие есть к добру. Досаждали они немало. Теперь надлежит нам узнать, кого за подвиг сей благодарить. Ты, купец Рагвальд, сказываешь, что татями сии смерды являются, коих по бдительности твоей повязать удалось. Ты же, боярин Олег, утверждаешь, что смерды суть страдальцы, тобою от разбойников спасенные. Ладья же душегубам принадлежала, а потому полонянам по справедливости отдана.
Бывшие невольники опять было заголосили, подтверждая слова Середина, но под суровым взглядом правителя быстро умолкли.
– Верно ли я тебя понял, купец Рагвальд? – повернул голову к кривичу наместник.
– Так, княже, – кивнул иноземец.
– Верно ли я тебя понял, боярин Олег?
– Так, княже…
– Стало быть, слово против слова, – сделал вывод угличский князь. – Проверить же правоту вашу лишь одним способом возможно… Завтра на месте сем и в сей час судебный поединок назначаю! Сражаться будете до первой крови. Коли тебя, боярин, боги правым выберут, за оскорбление незаслуженное с кривича десять гривен виры получишь. Резак, к амбару купеческому стражу ныне же приставь, дабы выплату сию обеспечить.
– Слушаю, княже! – Свекольноносый ратник махнул своим ратникам, и они вышли из детинца.
– Коли справедливость на стороне гостя нашего окажется, всех татей головой ему отдать велю и судно брата его во владение. В поруб всех заприте! – Князь Родовлад поднялся. – Всё, свободны все! Завтра приходите!
– Постой, княже, – забеспокоился купец. – Разве ты боярина под стражу не возьмешь?
– Зачем? – удивился наместник. – Коли он на суд не явится, тогда ты правым считаться будешь! Иди лучше, к бою готовься.
Рагвальд, прикусив губу, кинул на ведуна темный ненавидящий взгляд. Похоже, его интересовала не столько ладья, сколько месть. Олег в ответ лишь широко улыбнулся. Он ничуть не сомневался, что подрежет этого сутягу без особого труда в первую же минуту схватки.
Новый день одарил людей жарким летним солнцем. Тучи наконец-то разошлись, оставив на небе лишь редкие белые облака, на
