продали и глазом не моргнули!
– За борт чудовище! Это зверь перекинутый!
Истерили далеко не все бабы. Но взбеленившихся было большинство.
– Бей ее!
Толпа двинулась вперед. Сирень склонила голову набок и громко хмыкнула. Бабы тотчас шарахнулись назад, выстроились полукругом шагах в пяти, продолжая угрожать:
– Нежить болотная! Ведьма! Утопить ее! Убейте!
– И этот с нею… – вспомнила одна из теток про Олега.
Тот тяжко вздохнул, нарисовал саблей «мельницу», огородившись двумя сверкающими кругами. Скандалистки, одумавшись, отскочили. Хотя от него они отступили всего шага на три, не больше.
– Отродье лихоманское! – продолжали бурчать путники. – Колдуны! Нежить мерзкая…
Хозяин ладьи, протолкавшись через толпу, положил на палубу перед Серединым три серебряных дирхема:
– Забери свои деньги, колдун. Мы вас дальше не повезем.
– Мы с дочерью спасли вас от рабства, купец. Сохранили тебе ладью и товары. Почему ты так поступаешь?
– Сегодня вы татей порвали. Завтра нас загрызете, – ответил корабельщик. – Не хотим с нежитью дела иметь. У вас свои пути и свары, у нас свои. Уходите!
Баржа, повернув к берегу, на всем ходу врезалась в отмель. Толпа, угрожающе гудя, освободила Середину путь на нос, рулевые вытянули весла, примериваясь ударить, если ведун попытается сопротивляться.
– Пусть боги наградят вас по мере поступков ваших, смертные, – пожелал путникам Олег.
Спрятал саблю, быстро дошел до вещей, подхватил их, ступил на борт и спрыгнул вперед, на песчаное мелководье. К ведьме склонилась береза, нежно подхватила ее ветвями, перенесла на траву.
Течение тем временем медленно разворачивало баржу, занося корму вперед. Бортом она навалилась на камышовые заросли, качнулась. Зашелестел песок, и нос ладьи сполз с отмели, уходя обратно на глубину.
– Почему люди так не любят, когда их спасают, колдун? – громко поинтересовалась Сирень. – Второй раз ты отбиваешь корабельщиков от смерти, и каждый раз тебя за это высаживают на берег и бросают на произвол судьбы.
– Смертные – странные существа, – пожал плечами Олег. – Если они встречают что-то, непостижимое их разуму, они или поклоняются этому, или ненавидят. Никогда не знаешь, какое чувство они изберут на этот раз.
– Зачем же ты помогаешь им, колдун? Рискуешь, трудишься, спасаешь?
– Если никто не будет творить добро, мы утонем в хаосе, мраке и ненависти, Сирень. Добро нужно творить даже тогда, когда некому за него похвалить. Просто для себя, для души.
– А если тебя за содеянное добро еще и проклинают?
– Тогда я вколочу это добро силой! – мрачно пообещал ведун.
Баржа медленно удалялась в сторону Булгара, сверкая свежей белой древесиной под лучами высоко стоящего в небе солнца. Гуляющие по реке волны стреляли во все стороны ослепительными зайчиками, в вышине носились друг за другом стрижи и ласточки. Прибрежные березки шелестели мелкими зелеными листочками, безуспешно стараясь заглушить треск скачущих по лужайке кузнечиков. Запахи воды, цветов и деревьев смешивались в прозрачный медовый аромат, присущий знойному русскому лету. Запах, о котором мечтаешь долгими зимами или склизкой осенью и который проклинаешь летом, отмахиваясь от комаров, слепней и оводов.
– Хорошо-то здесь как… – Середин громко прихлопнул ладонью какую-то тварь, что пыталась забраться под ворот рубахи, вскинул один вещмешок на спину, другой повесил на грудь. – Пошли, девочка моя. Чего-то не хочется мне больше попутки ловить. Добром еще ни разу не кончилось. Дойдем до ближайшего города – авось другую какую оказию найдем.
Три желания
– Девушка, девушка! Это вас зовут Ольгой?
– В смысле? – Оля замедлила шаг, оглянулась на дверь служебного входа зоопарка. Именно от него девушку нагонял молодой человек в похоронном костюме.
– Добрый день, Ольга! Вот, меня просили передать вам приглашение на открытие выставки в ЦКЗ. Там будет прием, фуршет и все такое… Ну, как положено на светском приеме.
– Светском приеме? Уже разбежалась… – Оля взяла у него из рук небольшой проспект, скомкала и засунула в нагрудный карман его костюма. – Еще раз появишься – съесть заставлю, понял? Теперь иди отсюда. Хватит с меня розыгрышей.
