– Да некогда мне, мил человек. Хозяйство у меня, хлопоты!
– Какие у тебя хлопоты, Зыря? – ведун красноречиво повел рукой, указывая на совершенно пустую столовую. – У тебя на дворе, окромя меня, ни единого постояльца нет! Куда они, кстати, все подевались? У города, я видел, народ сотнями толпится, иные на телегах прямо ночуют, иные навесы растягивают. Вестимо, к ярмарке готовятся. Да токмо купцы-то все где?
– Э-э, мил человек… – все же присел к столу хозяин. – Людишек-то набежало изрядно, да токмо все больше деревенские они, скарб да души свои спасают. Мошны у них легкие, им за светелки да баню жаркую платить нечем. Бояр исполченных князь к Уржуму повел, хозяева же, что побогаче, в другую сторону с добром своим подались. От так и вышло, что народу много, а жить у меня некому. Один разор!
Не переставая улыбаться, Зыря тяжко вздохнул, и Олег тут же налил ему холодного ставленного меда, наполнив ковш до краев:
– Давай, хозяин, наши уточки во славу Макоши осушим. Дабы о нас не забывала и мошну нашу пустой не оставила. – Они вместе выпили, и ведун спросил: – Про баню-то помнишь, хозяин? Кости мои давно уже прожариться мечтают. Лихоманку придушить, грязь смыть, душу прочистить.
– Да топится, мил человек, топится, как же без этого? Ты, кстати, надолго в Унжу нашу приехал?
Олег помолчал. То, что здешние толстосумы удрали из города, явственно доказывало, что и ему задерживаться не стоит. Так что о мечтах про неделю валяния на перине лучше забыть. Но и мчаться дальше, вовсе не отдохнув, ведун тоже не хотел. Хоть пару дней еды нормальной поесть, в постели нормальной поспать, никуда не гнать, никуда не торопиться…
– Сегодня попарюсь, завтра отлежусь, послезавтра лошадей куплю… Ну, а на рассвете дальше тронусь. Три дня, выходит, проживу. Давай еще по ковшу?
– Как скажешь, мил человек, – Зыря придвинул корец. – Выпьем, и я за поросенком пойду. Как раз, мыслю, дозрел. А как откушаешь, там и баня готова будет…
Настоящую русскую баню, известное дело, никакое купание и никакое мыло заменить не способны. Когда ты в реке плаваешь, вода только снаружи грязь снимает. От мыла пользы не больше. Или, точнее, от щелока, которым в этом мире пользовались куда чаще. Вроде и помыт – но чистоты настоящей нет.
Совсем другое дело – баня. Ты ложишься на полок, плавно зарумяниваешься, пропитываешься жаром, расслабляешься – а кожа твоя в это самое время потом исходить начинает, изнутри все лишнее через поры выпихивая. Выйдешь, в пруд прохладный ненадолго нырнешь, дабы все это прочь с себя смыть, обратно в парную заберешься – и опять твой собственный пот грязь, глубоко в поры набившуюся, наружу раз за разом выталкивает. Тут нужно не теряться, макнуться пару раз, а потом снова в жар и под веничек, чтобы хлесткие удары кожу всю размяли, остатки пакости всякой сбили, отжали, вытянули да и самого взбодрили. После того еще раз надобно искупаться, а уж потом и помыться напоследок поверху, щелоком намылиться да проточной водой и окатиться. Вот тогда человек воистину чистым становится – и снаружи, и изнутри, и глубоко изнутри, и даже сама душа вроде как чище делается. И не ходишь после бани настоящей уже, а летаешь, и мысли после того светлые, и желания…
– Дымы, дымы!!! Дым сигнальный! – Грохот кулаков в дверцу светелки вырвал ведуна из крепких объятий сна. – Собирайтесь скорее! Скорей!
– Боги явно отвернулись от меня, – приподнимаясь на локте, тряхнул головой Олег. Глянул на окно. Промасленное полотно было ярким, уже дневным, а не утренним.
– Тревога-а-а!!! Дымы-ы-ы!!! – опять донеслось снаружи.
– Вот… электрическая сила. – Быстро приходя в себя, ведун вскочил, торопливо оделся, на скорую руку кое-как запихнул вынутые вещи в мешки.
– Что происходит? – спросила Сирень.
– Без понятия! Но если вокруг кричат: «Тревога!» – нужно бежать, а не разбираться… – Олег схватил ее за руку, потащил за собой.
Во дворе постоялого двора мальчишки, бабы в сарафанах, какие-то мужики суетливо грузили уже запряженные телеги горшками, бочками, котлами, узлами, сундуками. Зыря заводил в оглобли очередного возка испуганно брыкающегося жеребенка.
– Давай помогу! – Ведун бросил мешки на возок, подал хомут, поднял оглобли. Вдвоем они быстро увязали постромки. Тем временем слуги успели споро загрузить широкий тесовый кузов, и Олег, помогая молодой лошади, потянул оглоблю. Жеребенок фыркнул, покосился на ведьму, напрягся, пошел.
Зыря шагал с одной стороны, ведун с другой, Сирень чуть приотстала, то и дело оглядываясь. Там, за постоялым двором, далеко-далеко за краем леса поднимались вверх крупными черными хлопьями сигнальные дымы. Похожие были видны и в другой