относился к тому, что называется семейными ценностями. Но… не выдумала же Вероника это? Или, может, она чего-то не поняла? Ну там сгоряча чего не ляпнешь (хотя, опять же, Валентин – и «сгоряча»?), милые бранятся…
– Он это как-то обосновал?
Она вздохнула. Кофе тем временем согрелся, и я налил нам по чашечке.
Вероника снова вздохнула, видимо, собираясь с духом, сделала глоток…
– Вы же знаете, что у нас с самого начала были разногласия из-за ребенка. Я считала, что нам еще рано заводить детей. А Валентин очень, ну просто очень настаивал. Ну, я уступила… потом эта комета… Казалось бы, все, история хотелок Валентина закончилась… Но тут явился этот ублюдок Ройзельман с его каннибальским изобретением. Извольте радоваться! Валентин и обрадовался, причем всерьез так обрадовался, как говорят, не по-детски. И началось! Сперва полунамеками, потом намеками, а затем и напрямую он стал пихать меня в эту чертову Программу!
Я слушал, не перебивая. Вероника сделала паузу, отхлебнула кофе и взглянула на меня, словно ожидая моей реакции.
– И ты не согласилась, – сказал я спокойно.
– А что, должна была? – саркастически хмыкнула Вероника. – Можете думать обо мне что угодно, – холодно заявила она, – но мои конечности мне не заменят никакие киберпротезы. Это только кажется, что с протезом и нога не нужна, это все вранье и полная чушь. Как механизм может быть идентичен организму? Ну, о руках я уж и не говорю… – Она подняла руки, словно демонстрировала их мне. – Ладно бы я была какая-нибудь домохозяйка. Но для меня музыка – это все, это, черт побери, моя жизнь. Разве киберпротез сможет в этом отношении заменить мои собственные руки? Да никогда! А ноги… без ноги я стану попросту жалкой… Нет уж, дудки.
Я понимающе кивнул. Черт возьми, что происходит? Ведь я отнимаю хлеб у отца Александра, это он, а не я должен всех понимать и всем сочувствовать, профессия у него такая.
– Ну, короче говоря, мы спорили, спорили, спорили, и неизвестно, чем бы это закончилось. Но вдруг выяснилось, – голос Вероники заметно дрогнул, – что мой муж под самым моим носом завел роман с нашей домработницей! Как в дурацком сериале, честное слово! Вот уж действительно, в тихом омуте черти водятся. Она была такой приличной женщиной, несмотря на сомнительное происхождение, такой… послушной, понимающей… а сама… А он… Там же ни рожи, ни кожи! Мышь серая!
Вероника, казалось, готова была расплакаться.
– Налить тебе валерьянки? – спросил я. – А может, коньяку?
Она тут же взяла себя в руки:
– Валерьянки не надо. А от коньяка не откажусь, спасибо.
Я налил четверть бокала (при осмотре бара выяснилось, что мой дражайший зять успел основательно пройтись и по моим запасам), Вероника залпом выпила и сделала глоток кофе.
– Я даже не заметила, как они спелись. В результате Валентин поставил мне ультиматум – или участие в Программе, или развод. А когда мы разведемся, он женится на Жанне. «Она готова мне родить ребенка, даже двоих…» – Вероника безжалостно точно спародировала голос и интонацию моего сына, так что мне пришлось срочно подавить неуместную улыбку.
– Подозреваю, что на Программу ты так и не согласилась, – задумчиво сказал я, доставая трубку. Вот ведь что странно: я по идее должен был бы быть на стороне Валентина, но прекрасно понимал Веронику. Поистине все перепуталось в этом лучшем из миров. – И что теперь?
– А теперь его иск о разводе зарегистрирован в электронной системе регистрации актов гражданского состояния, и его, разумеется, моментально одобрят. Потому что в этом мире женщина, участвующая в Программе, – человек высшего сорта, а та, что отказывается, – пария. Я не могу претендовать ни на что, я даже к родителям не могу вернуться.
Я не стал уточнять почему. У родителей Вероники на попечении был сын-инвалид, и я им с того момента, когда Валентин представил мне Веронику, немного помогал. Жили они в небольшом городке на востоке, и нельзя сказать, что в достатке. Прежде они были весьма обеспеченными людьми, но потом глава семьи, занимавший какой-то недурной пост в муниципалитете, оказался замешан в громком коррупционном скандале. То ли через него взятку мэру передавали, то ли наоборот, подробностей не знаю. Посадить его, то есть отца Вероники, не посадили, но почти все их имущество и сбережения были конфискованы. Ну и от муниципальной кормушки, само собой, отлучили.
Я наморщил лоб, размышляя. Ну что же, еще одна свободная спальня в доме есть.
– Поживешь пока здесь. Я позвоню Валентину, попытаюсь его по-отечески переубедить.
– Не получится, – отрешенно сказала Вероника. – Он уперся, как носорог, бульдозером не сдвинешь.
Вот уж не знал, что она способна на такие сравнения! Впрочем, человек доведен до крайности…
