Что было по меньшей мере странно, учитывая какая массированная пропаганда данного – и единственного – способа продолжения рода обрушилась на людей.
Я настаивал.
Ника стала резкой, даже грубой. Я даже решил, что, возможно, она вообще мне изменяет, что у нее кто-то есть.
Тогда я и обратил свой взгляд на Жанну.
Поначалу это были просто разговоры по душам. Потому что, представьте, Жанна оказалась очень интересным собеседником, с широким кругом интересов. Для домработницы она была довольно начитана, да и ее суждения о музыке, хотя порой звучали весьма наивно, были свежи и непосредственны, а потому тоже весьма мне небезразличны. Наши беседы повторялись все чаще и чаще, пока вскоре мы не поняли, что нам хорошо вместе. К тому же Жанна тоже была в какой-то мере обижена на Нику. Во всяком случае, жаловалась мне на то, что та обходится с ней высокомерно и несправедливо. Да я и сам это видел. Однажды я решительно пресек эти снобистские замашки, и Вероника, как ни странно, отступила.
Я же почувствовал то, чего не чувствовал уже давным-давно, – уверенность в себе.
До чего же это восхитительное чувство!
Именно Жанна подсказала мне выход из тяжелой, практически тупиковой ситуации. Я же в практической жизни всегда был совершенно беспомощен. Во время бесед с Жанной это стало для меня особенно очевидно. У нее, бедняжки, была тяжелая, очень непростая жизнь, в которой можно было рассчитывать только на себя. В этой хрупкой незаметной женщине таились невероятные силы, она могла найти выход из самой безнадежной ситуации, а скорость, с которой она просчитывала и принимала решения, казалась мне чем-то вроде колдовства.
Зная, что Ника категорически не желает участвовать в Программе, Жанна напомнила мне, что по нынешним временам это вполне достаточное основание для развода.
В первую секунду само звучание слова «развод» заставило мое сердце застыть и ухнуть куда-то вниз. Но Жанна пояснила: быть может, моя решительность убедит Нику? Не она ли годами повторяла, что во мне не хватает мужской твердости? Почувствовав серьезность моих намерений, она, быть может, переменит свое решение?
Поразмыслив уже более спокойно, я констатировал: Ника скорее согласится на развод, чем на участие в Программе. Бесполезно. Этим ее не проймешь.
– А вы очень хотите сохранить ваши отношения? Любой ценой? – тихо спросила Жанна.
Я вспомнил то, как Ника обращалась со мной в последнее время…
– Вы ее очень любите? – со странной настойчивостью спрашивала Жанна.
Я серьезно задумался и над этим. Люблю ли я Веронику так, как раньше? Люблю ли я Веронику вообще? Я вспоминал ее колкости, ее язвительный, уничижительный тон, ее презрительное отношение ко мне. И тогда я с каким-то ледяным ужасом понял: нет, не люблю. То есть совершенно. Что же нас связывало? Что делало нас семьей? Общие интересы? Забота друг о друге? Секс? Что?! Боже мой, зачем мы с ней вместе?
Я так и не нашел убедительного ответа.
– Нет, – ответил я глухо.
– Так разведитесь, – с внезапным жаром проговорила Жанна. – Она вас недостойна, она не заслуживает такого человека, как вы. Может, она гениальная пианистка, но как человек… – Она помотала головой, вцепилась в мою руку, подняв ее чуть не к самому лицу, словно хотела поцеловать. – Вы заслуживаете лучшего, намного лучшего…
– Тебя? – спросил я неожиданно для самого себя.
Она отступила и опустила глаза:
– Нет, нет, что вы, нет… Кто я? – Мне показалось, что она сейчас заплачет. – Несчастная нищенка, простая домработница, тем более с сомнительным прошлым…
– Ну и что? – парировал я со спокойной решимостью, чувствуя, что мне по силам все, то есть буквально все. – Жанна, прошлое прошло. Нельзя ломать себе жизнь из-за того, что кто-то считает тебя хуже. Тем более что это неправда. А ты, по-моему, уверила себя, что да, ты хуже…
– Хуже Вероники? – Она подняла глаза, в которых стояли слезы. Я кивнул. А потом протянул руку и провел пальцами по ее щеке. Она тут же прижала мою ладонь к своим губам. – Вы не можете! – Слезы побежали по впалым бледным щекам. – Вы известный композитор, уважаемый человек, а я…
И тогда я взял ее лицо в свои ладони и, чувствуя сладкую, сладкую уверенность, сказал, наслаждаясь каждым произнесенным словом:
