все равно нуждается в поддержке и защите.
В общем, я была ужасно зла на Феликса. И на себя заодно. За свою поспешную и слишком резкую реакцию, за то, что никак не могу выстроить хоть какие-нибудь отношения, даже за то, что оставила машину слишком далеко от кафе. Но что тут поделаешь? Движение сейчас не такое интенсивное, но тем не менее обочины, не говоря уж о парковках, все равно забиты с утра до ночи.
Ну вот наконец и моя скромненькая машиночка. Можно и домой ехать. Я вытащила из сумки «Голуаз». При Феликсе я старалась не курить: в принципе он никогда не делал ни малейших замечаний по этому поводу, но я замечала, что табачный дым его раздражает. Может, он и сам этого не замечает, но в накуренном помещении его лицо приобретает совершенно страдальческое выражение, сразу хочется предложить носовые фильтры или что-нибудь в этом роде.
Приостановившись, чтобы прикурить, я с наслаждением втянула в себя горьковатый дым (ну знаю, знаю, что вредно, но это мое собственное здоровье, а вокруг – никого) и двинулась дальше. Остановка слегка перебила мои мысли – ровно настолько, чтобы поглядеть по сторонам и – вот здрасьте! – узреть на террасе одного из кафе знакомое лицо.
И не просто знакомое – подозреваемое. Да, один из моих нынешних подозреваемых (пусть шеф категорически не верит в мои «фантазии») – довольно высокопоставленный сотрудник Корпорации. Молодой и энергичный сукин сын, прожженный карьерист и вообще, по моим данным, беспринципная сволочь. Собственно, «моими» эти данные можно считать лишь весьма условно, просто в связи с одним расследованием у меня была возможность заглянуть в досье сукиного сына. Правда, правоохранительные органы обращали на него внимание лишь как на косвенного свидетеля. Фигурантом он не оказывался ни разу, видно, следы умел заметать мастерски. Но связи у него были, как бы это помягче, мутноватые. К примеру, те самые вербовщики, что уговаривают женщин нацепить на себя АР. Я нюхом чуяла, что он, как говорится, «при делах». В документах сукин сын числился как Евгений Кранц, сам же себя предпочитал называть Ойгеном (претенциозный придурок, что тут скажешь).
Однажды мне довелось понаблюдать, когда его опрашивали в качестве свидетеля. И мой сыскной опыт (пусть и не громадный), и пресловутая женская интуиция в один голос вопили: этот лощеный, уверенный хрен замазан по самую маковку. В последнее время я начала подозревать, что именно этот сукин сын – связующее звено между Корпорацией и герлхантерами. Хотя – как всегда – ничего существенного в подкрепление версии, одни косвенные улики да мои логические конструкции (то есть это я их считаю логическими, для шефа и прочих – чистые домыслы).
И вот теперь этот типчик безмятежно прохлаждается на моих глазах в кафе. Разумеется, в том, чтобы посидеть в кафе, нет ничего противозаконного. Но подобные персонажи просто так нигде не появляются.
Взгляд на часы (времени навалом) – и полицейский инстинкт потащил меня в эту кафешку, как на канате. Чем я рискую? Видел он меня всего однажды, и то мельком. Не узнает. Заняв столик неподалеку от «объекта», я заказала безалкогольный разноцветный коктейль – из тех, что обожают экзальтированные богемные дамочки. Я, конечно, вряд ли могу сойти за скучающую элитную сучку, но если развалиться в кресле и надеть на лицо соответствующее выражение, может, и прокатит.
Кранц был не один. Его визави я тоже знала: бывшая известная балерина, одна из первых женщин, согласившихся изуродовать себя во славу Корпорации. Ее красивое лицо и милая мордашка ее ребенка мелькали теперь в рекламных роликах, на билбордах, баннерах и так далее, сменив первое «лицо» рекламной кампании «Дети-R», девочку лет шести, изображавшуюся под слоганом: «Надин – значит Надежда». А теперь у них: «Вера – ваша Возможность». Креативщики Корпорации поиграли с именем «жертвы» (не могу относиться к этим женщинам иначе как к жертвам). Вера Лабудова.
Кстати, дочь профессора Александра Кмоторовича, о котором Феликс говорит не иначе как с придыханием и закатыванием глаз. Мол, Алекс – гений и все такое. При этом Кмоторович – идейный противник Льва Ройзельмана, а значит Корпорации. А дочка его – пылкая энтузиастка Программы. Вот ведь какая ирония судьбы. Феликс говорит, что у него это в голове не укладывается. Но он просто не знает женщин, не понимает, каким страстным может быть желание иметь детей. Положим, я страсти к продолжению рода тоже пока не испытываю, но понять могу.
Вера эта – настоящая красотка, мужики шеи сворачивают. Но отношения у парочки за столиком – не личные, чисто деловые. Ну да, я же ее не только по рекламе знаю. Ее имя – в списке тех самых консультантов-вербовщиков. Но может быть, она и «не при делах», то бишь работает из самых чистых побуждений, не ведая, что творит. Дама, кстати, собирается уходить. Скатертью дорожка. Хотя жаль: ее движение сбило уже готовую сложиться мозаику в моем мозгу.
Ага, а сукин сын сразу решил кому-то позвонить. Интересно…
– Есть один объект, – буркнул он в коммуникатор после краткого приветствия. – Нужна санкция на работу.
Пауза. Слушает ответ собеседника.
– Так и сказал? А мне так не кажется.
Опять пауза.
