сказать, чтобы мне все это нравилось, но, с другой стороны, я не специалист – может, так оно и надо. И уж точно не в моих силах что-то изменить. Вот повкуснее угостить Феликса (может, от содержащегося в морском коктейле фосфора, якобы страшно полезного для мозга, у него какие-то новые идеи зародятся) – это я могу, это пожалуйста.
Феликсу, пока я его дожидался, позвонила желающая пообщаться Рита. Вот уж воистину, где густо, где пусто. Я почти уже решил самоустраниться, но Феликс заявил, что все, мол, в порядке: во?первых, пора нам уже и познакомиться, во?вторых, я ничуть не помешаю, поскольку мешать, собственно, нечему.
– Я, честно говоря, до сих пор не пойму, что нас связывает, – довольно угрюмо говорил он, пока мы шли к набережной. – Никаких таких вспышек, как в книжках пишут и в кино показывают. Но когда долго не видимся, я скучаю. И, кажется, она тоже.
– Возможно, это и есть любовь? – спросил я.
Феликс пожал плечами:
– Мне всегда казалось, что любовь – это что-то другое. Любовь – это когда сердце горит, а в разлуке тоскуешь так, что через полмира бежать готов. – Он вдруг остановился. – Постой, а ты что, никогда не влюблялся?
Я отрицательно покачал головой.
– Но у тебя же были девушки! – Феликс был явно изумлен. – Ты же встречался с кем-то, я помню.
– Ну, так я и сейчас встречаюсь. Понимаешь? Встречаюсь. И все. Сердце у меня не пылает, с ума в разлуке не схожу и от поцелуя, как пьяный, не шатаюсь.
– Странно…
Я пожал плечами:
– Должно быть, я не встретил еще ту, единственную.
Феликс приостановился, посмотрел на меня задумчивым взглядом, а потом кивнул:
– Вот, боюсь, и Рита у меня не та, единственная. Ну да ладно. – Он тряхнул головой (его характерный жест, в котором есть что-то лошадиное). – Да и не об этом сейчас надо думать. Тут в мире черт-те что творится, а мы про любовь. Любовь – не любовь, про другое думать надо.
– Вы что-то уже нарыли? – спросил было я, но в этот момент Феликс увидел Риту, и вопрос остался без ответа. Впрочем, мне кажется, что ответ все равно был бы отрицательным.
Рита мне понравилась: стройная, темноволосая, резковатая, но неуловимо грациозная в каждом движении. Многие сказали бы, что излишне худая, но это дело вкуса. И сногсшибательной красавицей ее назвать было нельзя – я таких не люблю, ходят, как памятник самим себе. Рита же была просто очень симпатичная девушка. Не модельная, а живая. Говорила она четко и не по- женски лаконично и жестко, и когда говорила, смотрела собеседнику прямо в глаза. Это мне тоже было по душе.
Взяв пиво и большую тарелку с морским коктейлем, мы приступили к трапезе. Незаметно разговор свернул на нынешние изыскания Феликса, и я опять повторил свой вопрос.
– Да ничего мы не нарыли, – убито признался он. – Ровным счетом ничего. Сначала проверили возможную биологическую составляющую: вирусы, грибки, бактерии. Искали даже гипотетические формы жизни вроде кремниевых, но ничего не нашли. Потом углубились на химический уровень – и опять ничего. В организмах женщин после пролета кометы ни одна молекула не поменялась. Ну, если не считать того, что ткани организма вообще-то ежесуточно обновляются. Но кроме этого – ничего. А главное, что ставит в тупик: почему это касается только Homo sapiens? Все другие гоминиды – генетически совпадающие с человеком на девяносто – девяносто семь процентов – чувствуют себя вполне прекрасно и успешно размножаются. Искали реликтовые излучения, да вообще любые, мало ли. Прошерстили весь список от потоков частиц до ультракоротких волн. Ничего, абсолютно ничего! – Он вздохнул. – Спокойствие царит в мире мезонов и глюонов, световые и прочие излучения не менялись с последнего дня творенья, и никаких посторонних сигналов, кроме тех, что генерируем мы сами, обнаружено не было.
– Похоже, вы действительно перерыли все гипотезы. Но тогда позволь спросить: над чем же ты сейчас работаешь?
– Пытаюсь определить, что именно вызывает у человека такую реакцию. Ну хотя бы гипотетически. В общем, я действую вслепую, методом тыка. Не самый, конечно, лучший способ. Уж больно много тыков надо делать. Вот я и тычу, потому так и занят. К тому же… Я ведь не могу на живых людях экспериментировать, приходится in vitro, на тканях. А это все осложняет. Никогда не знаешь, вдруг оно действует только на организм в целом. – Феликс немного помолчал и не слишком радостно добавил: – Я очень надеюсь на Алекса. У него бывают совершенно непостижимые прорывы. Он умеет копить материал и структурировать его. И еще умеет сопоставлять, казалось бы, несопоставимые вещи.
Рита слушала наш разговор молча, лишь изредка вставляя пару слов. В общем, вела себя совсем не так, как большинство моих знакомых девушек, что мне тоже импонировало. В конце концов Феликс спросил, как у нее дела.
