менять.
Пришла совсем молоденькая девчушка, которая, округляя глаза и оглядываясь на дверь (видно, беседы с пациентами тут не поощрялись), рассказала про «ой, ужасную, ужасную, прямо кошмар» автомобильную аварию. У меня был травматический инсульт, «ой, ужасный, ужасный, просто кошмар».
Странно, я ведь всегда вожу машину аккуратно. Значит – плакала наша машина. Ну да черт с ней, с машиной. Говорила я с трудом, словно рот у меня был набит горячей овсянкой. И слышало, кажется, только одно ухо. Но травма головы все это изумительно объясняет.
На сладкое девушка сообщила, что мне пришлось делать нейрохирургическую операцию – дорогущую «ужасно, ужасно, просто кошмар». Чудненько: машины нет, сама я чувствую себя, мягко говоря, не очень, да еще и в долги, похоже, влетела. Зная жадность нашей финчасти, я прекрасно понимала, что никакой страховки не получу, так как была не при исполнении. Возмутительно вообще-то. Полицейский я или где?
Да, прогнило что-то в Датском королевстве.
Время тянулось, как патока, наполненное фоновой головной болью, к счастью, несколько все-таки поутихшей. Лет через двести медсестра заглянула вновь.
– К вам посетители! – радостно сказала она, и я тоже обрадовалась. А вдруг это Мария? – Доктор сказал, что вам можно повидаться с родными, но велел не перенапрягаться. Так что совсем недолго.
Я кивнула, что стоило мне нового прилива боли. Но я заметила, что теперь боль стала не такой сильной. Или я просто уже привыкла?
Кстати, а где же сам лечащий врач? Он так у меня и не появился. Правда, почему-то вспомнилось мне, после пролета кометы у врачей началась жаркая пора. Это только в рекламе АРы совершенно безопасны. На самом деле у многих участниц Программы они были причиной или вызывали обострение застарелых заболеваний, особенно сердечно-сосудистых, по которым женщины теперь практически сравнялись с мужчинами. Повысилась также нагрузка у невропатологов и психотерапевтов, причем проблемы были у обоих полов. Хотя нейрохирургия – это, мягко говоря, не невропатология. Ну и черт с ними, может, меня смотрели, когда я без сознания валялась.
В палате меж тем появился… Феликс. Как мило, черт побери. Да еще с каким-то незнакомым мужиком. Или знакомым? Определенно, я где-то видела этого человека. Черт, опять голова заболела.
– Я принес тебе цветы, – Феликс смущенно улыбался. – Но мне сказали, что в палату их нельзя. Так что пока вот… – и он положил на тумбочку пакет с моими любимыми инжирными персиками. – Как ты себя чувствуешь?
– Как будто под асфальтовый каток попала, – я попыталась улыбнуться, подумав – как, черт возьми, я, должно быть, уродски сейчас выгляжу. Видала я пострадавших с черепно-мозговыми травмами: чистые панды – широченные «очки» вокруг глаз, сперва почти черные, после, как любой синяк, лиловеют, желтеют, зеленеют, в общем, красота неописуемая. Интересно, меня обрили? Из- за тугой повязки на голове я не могла чувствовать свои волосы. – Не смотри на меня, пожалуйста.
– Ну что ты. Ты у меня самая красивая, – сказал он и несмело погладил меня по плечу, не прикрытому одеялом. – Доктор сказал, что организм у тебя сильный, и ты быстро пойдешь на поправку.
– Как Мария? – спросила я.
Феликс растерялся и смутился еще больше:
– Я не знаю. Прости, просто из головы вылетело…
– Узнай, пожалуйста. Пусть она придет ко мне, – слова давались мне с трудом, но уже лучше, чем когда медсестра меняла капельницу. – Я волнуюсь за нее.
– Хорошо, – сказал он, и я увидела, что его глаза подозрительно блестят. Он вообще был какой-то не такой. – А ты лежи, выздоравливай и старайся ни о чем не тревожиться. Все будет хорошо.
– Угу, – я опустила веки, чувствуя себя усталой, как после трех дежурств подряд.
– Ну, мы пойдем, – он наклонился ко мне. – Доктор сказал, тебя нельзя утомлять.
И он коснулся губами моей щеки, а я внезапно подумала, что ни я, ни он ни разу… Ну, знаете, как многие пары прощаются: пока, люблю тебя – и ответное: пока-пока, люблю. А у нас – ничего подобного.
– Пока-пока, – я заставила себя улыбнуться.
– Будь умницей – поправляйся. – Феликс вышел из палаты вместе со своим сомнительным спутником, который за все это время так и не проронил ни слова.
А я опять провалилась в непроглядное забытье.
