свет фонарей. Подкативший мусоровоз был, ко всему прочему, еще и автоматическим. Выдвинув сзади железные «руки», он споро опрокинул в свое чрево все четыре бака подряд и (мне даже показалось, что он сыто хрюкнул) двинулся дальше.
Из остановившейся поодаль машины вылез Феликс. Постоял секунд десять и начал растерянно осматриваться.
До города я добрался намного быстрее, чем предполагал. Я торопился, к тому же меня ничто не обременяло, ну а физическая форма у меня всегда была на высоте. И хоть шел я кружным путем, запутывая следы, но управился быстро. На удачно подвернувшейся явно ничейной плоскодонке (ледостава в этом году, похоже, не ожидалось) переправился через реку – точнее, спустился на ней ниже по течению до фермерской пристани. А там повезло купить у сильно нетрезвого аборигена нечто похожее на велосипед. В итоге кружной, но по времени гораздо более короткой дорогой я оказался на станции совсем не той ветки, по которой мы ехали с Марией. Конструкция, гордо именуемая велосипедом, на поверку была старой ржавой развалюхой, но двадцать пять километров в час – это гораздо лучше, чем шесть-семь. Гнал я старичка так, что у него чуть подшипники не расплавились. Но, как говорится, чуть-чуть – не считается.
В электричке я позволил себе расслабиться и около часа вполглаза подремал. Уже в пригороде я купил у вагонного лоточника газету и уткнулся в нее. Читать там, впрочем, было нечего. В последнее время газеты вообще стали на редкость малоинформативны. По ним выходило, что в мире царит благоденствие и спокойствие, сверхдержавы притихли, озабоченные тем, как бы их население не начало сокращаться, войны разом прекратились (ну почти прекратились), и даже террористы, обескураженные происходящим, кажется, распустили свои организации. Еще бы! Молодая смертница внезапно стала стоить чуть ли не дороже ядерной боеголовки – какой уж тут терроризм. Куда подевались светские скандалы, не знаю, но о дебошах, свадьбах и разводах знаменитостей как-то тоже стало не слыхать. Так что, кроме вездесущего криминала и новостей спорта, также изрядно потерявших свою остроту, новостей особо не было. Кстати, о спорте: по мнению ценителей, а я отношу себя к их числу, последние спортивные состязания стали на редкость пресными. Да и как тут думать о рекордах, если твоя жена участвует в Программе? Или выбирает, быть с рукой или с ребенком? Про женские виды спорта и говорить нечего. В общем, мир как-то поскучнел и посерел.
Сойдя на сортировочной, я проехал две остановки на трамвае и взял такси. Адрес я помнил очень хорошо, хоть и был там всего однажды. Дорога практически через весь город заняла всего ничего – пробки, кажется, исчезли туда же, куда и прочие неправильности бытия. Раньше бы я ехал часа полтора, не меньше. Очень саднило, что не могу заехать к маме. И времени нет, и опасно – там могут поджидать. Ну да ничего, уладим все эти безобразия, и я буду сидеть около нее неотлучно, день и ночь, ни на шаг не отойду…
Куда сильнее я тревожился за Марию. Все-таки совершенно одну ее оставил – посреди леса, зимой, беспомощную и беззащитную. Она и так-то, похоже, не слишком приспособленный к жизни человек, а тут обстоятельства экстремальные. Если со мной что-нибудь случится – пройдет ли она десять миль по лесу? А если к ней заявятся эти самые охотники Корпорации? Черт, даже думать об этом не хочется. Что тут думать, если изменить вот прямо сейчас я ничего не могу, только надеяться. Но мысли не оставляли.
Конечно, убить-то ее не убьют, женщина сегодня – слишком ценный товар. Но ведь они могут ее покалечить, надругаться… использовать как донора. От последнего варианта мороз шел по коже. Один-то раз я ее вытащил, а сейчас? Успею ли? Единственная надежда на то, что Мария для них слишком ценна в качестве приманки. Но это – для Корпорации. А если туда забредут какие-нибудь «дикие» охотники?
Да ну, это я уже фантазирую, откуда в этой глуши взяться диким охотникам? Откровенно говоря, и Корпорации вычислить ту сторожку будет непросто. Если только…
Проклятье!
Наверняка ведь Ройзельман знает о месте, где любили отдыхать мой отец и моя мама! В те времена они еще общались. Как же я не сообразил сразу, когда читал дневник?!
Остается только надеяться, что и он не сразу об этом вспомнит. Но ведь может! Выходит, я сам затащил Марию в ловушку!
