однако, если рассматривать беглецов как сводный отряд, выходило как раз наоборот. А понимание, что горстка загнанных в грот людей, роботов и иже с ними – это теперь одна компания, становилось все отчетливее. Хотелось этого Максу или нет.
Командор обернулся к дактианцам. Сайрус сидел на корточках рядом с раненым бойцом по имени Бруно. Тот был явно плох, но пока жив и даже контролировал из последних сил ситуацию, не допуская большой кровопотери.
– Я помогу, – не столько спрашивая разрешения, сколько лишь оповещая Хауэра, сказал Бозе.
– Помоги. – Макс пожал плечами. – Если сумеешь разобраться.
– Принцип один. – Доктор сдернул с разгрузки медицинский контейнер. – Все мы люди, все мы человеки, если по большому счету.
Доктор присел рядом с Бруно, открыл походную аптечку и принялся колдовать над страшной раной дактианца.
Хауэр перевел взгляд на Маритту и Шершня. Они уселись на гальку почти у воды и устало свесили головы. Со стороны – утомленная ночной прогулкой парочка. Вильдерше оставалось только надеть романтичный венок на голову, а Шершню – обнять девушку, и будет полное сходство.
Глубже всех в тень забрался Момо, но темнота не помешала командору разглядеть жука. Кифер опустился на брюхо, забавно расставил лапы и будто бы бессильно опустил на землю хвост с грозным жалом. Как сказали бы мароманнские юмористы – откинул клешни. Что ж, ему тоже досталось. Хауэр не был уверен, но во время последней короткой стычки с десантом ему показалось, что Момо все-таки принял на свою хитиновую броню по крайней мере один гравиудар. Вроде бы ничем особенным это для жука не обернулось, но кто знает, что происходило у него внутри? Может быть, он получил нечто вроде контузии?
Хауэр завершил осмотр личного состава сводной группы, зафиксировав взгляд на робокригах. Ботаник тоже был формально «жив», но его порвало надвое, и теперь он был без ног, а главное, не имел центральной энергоемкости, которая у робокригов располагалась в нижней части корпуса. Семьсот десятый подключил его к своему аккумулятору, и Ботаник временно превратился в говорящий и стреляющий рюкзак за спиной у товарища. Со стороны их сцепка казалась двухголовым четырехруким робокригом- мутантом.
– Я должен поблагодарить твоих бойцов, командор, – неожиданно сказал Сайрус.
Было слышно, что эти слова дались ему с трудом. Казалось, их произнес не сам тактик Рем, а его «честь офицера». Хауэр мельком взглянул на тактика и коротко кивнул. У него тоже не возникало особого желания разговаривать с Ремом, но слова бывшего врага он оценил и принял. Правда, передавать робокригам не стал, им это было неинтересно. А вот слова командора, адресованные им лично, для них по-прежнему значили очень много.
Макс шагнул к бойцам и положил руки на плечи обоим.
– Вы хорошо сражались. – Хауэр запнулся, но решил все же отбросить формальности и больше не делать вид, что не в курсе некоторых «синтетических секретов». – Я знаю, что для робокригов важнее всего на свете Индивидуальное признание и как его подтверждение – прозвище вместо номера. Ботаник заслужил свое прозвище давно, теперь пришла твоя очередь, семьсот десятый. По праву командира и просто вашего старшего боевого товарища, даю тебе прозвище…
– Цербер, – не отвлекаясь от осмотра раненого, проронил вдруг Бозе. – В таком «двухголовом» виде очень даже похож.
Хауэр покосился на доктора, секунду подумал и кивнул.
– Цербер. Но не потому, что какое-то время тебе, семьсот десятый, придется оставаться условно двухголовым…
– Цербер, по разным версиям, был и трехголовым, – вновь вставил Бозе, – а по Гесиоду даже пятидесятиголовым.
– Вот именно. – Макс кивнул. – Цербер – это свирепый и неподкупный страж. И он непобедим для всех, кроме выдающихся героев вроде Геракла. Это перекликается с твоей боевой специальностью, семьсот десятый, ведь ты штатный боец прикрытия командира, тот же охранник. И ты тоже непобедим.
– Спасибо, командор, – робокриг коротко кивнул. – Служу Народной Диктатуре Маробода!
– Теперь уж скорее лично командору Хауэру, – с легкой усмешкой сказал Сайрус. – Простите, что вмешался в эту пафосную сцену.
Макс стиснул зубы и сдержался. Правда, не без посторонней помощи. Сначала ему помог личный синтетик, а затем доктор Бозе.
Синтетик отвлек Хауэра, прокомментировав реакцию семьсот десятого на присвоение прозвища. Внешне робокриг не проявил эмоций, лишь коротко поблагодарил командора, но синтетик Хауэра заверил, что по человеческим меркам Цербер испытывает максимальный душевный подъем и высказывает запредельную благодарность командору и доктору. Заодно, кстати, штудирует в параллельном режиме античную мифологию и очень доволен прозвищем. Ведь оно суровое, брутальное и действительно очень по теме.
