На пороге стоял молодой послушник, принятый в Братство пару лет назад. Имени его он не знал.
Все еще хватая ртом воздух после долгого бега, парень начал объяснять:
– Мастер… мастер Лариус, вулкан… он пробудился…
– Я понял. И не только вулкан.
– Да… там… в подвале…
– У меня есть чертежи. – Лариус указал на лежащую на столе тетрадь. – Иди, собирай братьев. Берите кирки, ломы, лопаты, будем искать вход. Я сейчас спущусь.
Несколько раз моргнув расширенными от страха глазами, парень кивнул и побежал по коридору к лестнице. Лариус проводил его взглядом, потом вернулся к столу, насвистывая мотивчик, названия которого вспомнить не мог.
За окном раздался оглушительный грохот, и вся цитадель ощутимо содрогнулась – от основания до шпилей самых высоких башен. Извержение начиналось.
Что ж, ради такого стоило проторчать в этой проклятой дыре три десятка лет.
Глава V
Огонь
Вблизи клыки каменной обезьяны оказались меньше, чем выглядели с противоположного конца моста – как раз в рост Рихарда. Проходя между ними, он расставил руки и коснулся пальцами каменной поверхности. Она была теплой, шершавой и совершенно реальной. Как и рокот барабанов, поднимающийся навстречу из обезьяньего зева.
– Они приветствуют тебя, – сказал орк. – Славят великого героя.
– Меня? – усмехнулся Рихард. – Во мне нет ничего великого. Я просто схлопотал несколько стрел и потому оказался здесь.
– Ты не прав, рыцарь. Вспомни свои сны.
– Они не имеют ничего общего с этим.
– Враги пытались достать тебя. Но мы успели раньше. Только и всего.
Они углублялись в пещеру, спускаясь все ниже по пологому склону «пищевода» гигантского каменного существа. Гладкие своды постепенно расширялись, отсветы пламени на стенах становились ярче, а гулкий, тяжелый ритм, призывно пульсирующий внизу, – громче. Вскоре он заполнил собой все вокруг, заглушил шаги, сделал невозможными разговоры. Простой, но захватывающий музыкальный рисунок отзывался во всем теле, проникал в сердце, заставляя его биться в такт, ускорял движение крови по венам, вызывал в сознании отчетливые образы: десятки зеленокожих великанов, танцующих вокруг огромного костра на поляне посреди погруженных во мрак джунглей, мощные кулаки, сжимающие пики с человеческими черепами на каменных остриях, черные в лунном свете полосы на задранных к небу клыкастых мордах.
Рихард знал, что орки не брезговали человеческим мясом. По крайней мере, так говорили наставники в Ордене: до того как пятьдесят лет назад заключили перемирие, степняки нередко съедали пленных, захваченных во время набегов. Это вполне могло оказаться правдой. С самого детства, с тех вечеров, когда мать, отправляя близнецов в кровать, грозилась позвать орков, они оставались для Рихарда и Вольфганга просто пугалом, некой нереальной, далекой угрозой вроде старческого слабоумия, до которого доживает лишь один из сотни мужчин. Но теперь Рихард спускается в священную пещеру орков, находящуюся в самом центре джунглей Ру-Аркха, а следом идет зеленокожий, которому он почему-то безоговорочно доверяет, и ведет его в чертоги великого бога войны. Сильнее всего в происходящем удивляло собственное спокойствие.
Он попытался спросить о людоедстве, однако не услышал собственного голоса за шумом барабанов. Сейчас они звучали совсем близко: в общем потоке уже стало возможно различить небольшие расхождения с основным ритмом. Кто-то чуть запаздывал, кто-то, наоборот, слегка забегал вперед, кто-то, полностью поглощенный игрой, обогащал рисунок спонтанными узорами. Рихард никогда не слышал ничего подобного. Эта примитивная, невероятно простая музыка, казалось, была полнее и насыщеннее сочинений любых известных ему композиторов, забиралась в душу на глубину, недоступную даже Королевскому оркестру, на выступлении которого он был несколько раз, или орденскому Хору, чьи песнопения он посещал постоянно, и будила там истину, усыпленную долгими годами воспитания и службы.
– Это привратники, – сказал его провожатый. Грохот заглушил слова, но Рихард все же услышал их, уловил не звуки, но смысл. – Величайшие шаманы наших племен. Каждый из них играет на барабане, обтянутом его кожей. Такие инструменты безоговорочно подчиняются своим владельцам, не позволяют им сбиваться с ритма.
Рихард содрогнулся. Он приближался к сердцу мира мертвых, здесь действовали иные законы, и обычное человеческое отвращение попросту не имело права на существование.
