Горм качнулся на пятках и уставился на носы сапог.
– Казалось бы – так. Но у меня вечно отекают суставы. Вынужден отказаться.
– Жалко. Ну, может статься, я разработаю их своим мечом, когда заеду летом погостить в Вульсгард.
Лицо Горма посуровело.
– О, заверяю, любого гетландца, перешедшего границу, ждет теплая встреча.
– Так чего ж дожидаться лета? – Атиль одну за одной пересчитал ступени и встал на нижнюю – с нее он примерно на равной высоте смотрел в глаза Гром-гиль-Горму. – Сразись со мной прямо сейчас.
От внезапной судороги, зародившейся в уголке глаза, щека Горма затрепетала. Ярви заметил, как побелели костяшки заскорузлых пальцев на рукояти. Воины-ванстерцы быстро прочесали глазами зал. Угрюмые лица гетландских мужей отвердели.
– Тебе стоило б знать, что Матерь Война дохнула на меня в колыбели, – зарычал король Ванстерланда. – Предсказано, что меня не убить ни одному мужу.
– Тогда сразись со мной, псина! – заревел Атиль, зычный голос ударил в стены чертога, и каждый в нем затаил дыхание, словно оно грозило стать последним. Интересно, увидят ли они, как в Зале Богов умирает второй король за день? Он не отважился бы биться об заклад, который из этих двух.
Затем мать Скейр мягко положила свою тонкую ладонь на Гормов кулак.
– Боги берегут тех, кто бережет себя сам, – прошептала она.
Король Ванстерланда сделал глубокий-глубокий вдох. Его плечи расслабились, он убрал пальцы с оружия и не спеша пропустил их сквозь бороду, как бы расчесываясь.
– А этот новый король – просто грубиян, – сказал он.
– Ага, – сказала мать Скейр. – Вы что, не учили его вежеству, мать Гундринг?
Старая служительница ответила твердым взглядом со своего места подле престола.
– Учила. К тем, кто его заслуживает.
– По-моему, она сказала, что мы – не заслуживаем, – заметил Горм.
– Склоняюсь к тому, что вы правы, – добавила мать Скейр. – Выходит, она и сама грубиянка.
– Вот, значит, как ты выполняешь условия сделки, принц Ярви?
Весь этот зал, полный великих и знатных, некогда выстраивался гуськом, чтобы поцеловать Ярви руку. Теперь, судя по виду, они охотно встанут в очередь, чтобы разорвать ему глотку. Он пожал плечами.
– Я больше не принц, и что я мог – то исполнил. Никто не предвидел такого поворота событий.
– С событиями вечно так, – проговорила мать Скейр. – Не хотят они плыть по каналу, который ты им вырыл.
– Значит, со мной ты биться не будешь? – спросил Атиль.
– Откуда такая кровожадность? – Горм оттопырил губу. – Тебе эта работа покамест в новинку, но со временем ты узнаешь, что король – нечто большее, нежели простой душегуб. Так давайте же нынче весной почтим Отче Мира, пребудем в воле Верховного короля в Скегенхаусе и разомкнем сжатые кулаки. Летом – что ж! – на моей вотчине попробуй испытать окутавшее меня дыхание Матери Войны.
Он повернулся и со свитой из служительницы и воинов прошествовал к дверям.
– Благодарю за обезоруживающее гостеприимство, гетландцы! Будет день, будет беседа! – На мгновение он застыл на пороге, исполинской горой черноты на ярком солнечном свете. – И в оный день я заговорю с вами языком грозы и бури.
Двери Зала Богов захлопнулись.
– Быть может, настанет время, и мы пожалеем, что сегодня его не убили, – промурлыкала мать.
– У каждого свой черед, – проговорил Атиль, по-прежнему баюкая меч, пока усаживался обратно на Черный престол. Он садился на трон по-особому нескладно и просто – у Ярви ни за что б так не вышло. – А нам предстоит заняться другими заботами.
Глаза короля плавно сдвинулись к Ярви, сияя, как в день первой их встречи на «Южном Ветре».
– Мой племянник. Некогда принц, некогда король, теперь же…
– Ничто, – вскинул подбородок Ярви.
В ответ на это Атиль невесело приулыбнулся. Мелькнул мимолетный проблеск того человека, с кем Ярви упорно брел сквозь метель, с кем делился последней коркой, вместе с кем вставал лицом к лицу со смертью. Лишь проблеск – а потом черты короля вновь стали остры как меч и тверды как лезвие топора.
– Ты заключил договор с Гром-гиль-Гормом, – произнес он, и гневный ропот пробежал по залу.
