– Не расстраивайся, – Ральф похлопал Ничто по плечу. – Если жизнь чему и учит, так это тому, что новый враг всегда недалече.
– Друзей, если что, во врагов превратить не трудно, – сказала Сумаэль, поплотнее запахиваясь в полушубок Шадикширрам. – Вот с врагами задружиться – намучаешься.
Ярви не понаслышке знал, что она права.
– По-вашему, Анкран хотел бы именно этого?
– Умереть? – переспросил Джойд. – Вот уж вряд ли.
– Погребения в огне, – пояснил Ярви.
Джойд скосил глаза на Ничто и пожал плечами.
– Если человеку, не чурающемуся насилия, что-то втемяшится в голову, разубедить его не так-то просто. Тем паче, когда у него из носа еще запах крови не выветрился.
– Да и смысл-то какой выступать? – Сумаэль вновь почесалась через несвежие бинты, которыми Ярви обмотал ее раненую руку. – Те, что там лежат, – мертвы. Отмахнуться от их жалоб проще простого.
– Ты хорошо дрался, Ярви, – окликнул его Ничто. – Как истинный король.
– Разве король позволит другу умереть вместо него? – Ярви виновато поднял глаза на меч Шадикширрам, вспоминая удар за ударом, вспоминая багряный нож в багряной руке, и вздрогнул под чужим плащом. – Разве король ударит женщину в спину?
Изнуренное лицо Ничто и сейчас не просохло от слез.
– Хороший король принесет на алтарь победы любую жертву. Когда надо бить – он ударит кого угодно и как сумеет. Великий воин – тот, кто еще дышит, когда на пир слетаюся вороны. Великий король – тот, кто увидит, как горят трупы его врагов. Пускай Отче Мир проливает слезы от выбранных средств. Матерь Война улыбается достигнутой цели.
– Так сказал бы мой дядя.
– Значит, он мудрый человек и достойный враг. Может статься, ты и ему всадишь в спину нож, и мы вместе увидим, как горит его труп.
Ярви осторожно потер распухшую переносицу. Предвещание новых погребальных костров его не обрадовало – и без разницы, кто на них будет гореть. В мыслях раз за разом проносилась одна и та же минута – как он быстрым взглядом выдает Анкрана, как разворачивается Шадикширрам, как летит вперед ее клинок. Снова и снова Ярви копался в произошедшем, выстраивал иные развязки – при которых, поступи он иначе, его друг, быть может, остался бы жив. Однако сейчас эти потуги, очевидно, впустую.
Возврата в прошлое нет.
Сумаэль обернулась и настороженно уставилась в ночь.
– Вы не слышите…
– Ни с места! – прогремел голос из темноты, жесткий, как треск хлыста. Сердце у Ярви замерло. Он выгнулся посмотреть назад и увидел там высокого воина, выходящего из-под привратного свода. В свете погребального костра надраенные шлем и доспехи, щит и увесистый меч переливались яркими красками.
– Бросайте оружие! – донесся второй окрик, и другой мужчина выскользнул из теней, наводя натянутый лук. С его висков свисали длинные косицы. Это ванстерец. Следом появились другие, а потом еще, и едва беглецы успели пару раз вдохнуть, их окружила сразу дюжина воинов.
Перед этим Ярви считал, что ниже пасть духом ему уже некуда. Теперь ему открылась вся глубина его просчета.
Глаза Ральфа сдвинулись в сторону его лука – далеко, не достать, – и старый налетчик равнодушно откинулся назад.
– В твоем списке лучших бойцов на каком месте стоят ванстерцы?
Ничто присмотрелся к ним и отвесил кивок:
– При таком количестве – на одном из первых.
Сколько бы сил ни отмерили Ярви боги, в этот день он израсходовал их без остатка. Носком сапога он отодвинул от себя меч Шадикширрам. Джойд поднял пустые руки. Сумаэль подхватила тесак двумя пальцами и отшвырнула в темноту.
– А ты, старикашка? – спросил первый ванстерландец.
– А я обдумываю обстановку. – Ничто еще раз пронзительно скрежетнул оселком по лезвию. С тем же успехом мог бы сразу по нервам Ярви.
– Если последнее слово за сталью, то у них ее целая гора, – шикнул он.
– Клади. – Второй ванстерландец оттянул тетиву до упора. – Или здесь сгорит и твой труп.
Ничто глубоко всадил меч в землю и вздохнул.
