— Тут, значит, и жила?
— А то… там моя комната.
Избу-то дед большую ставил. В ней всем места хватало, и ему с бабкою, и мамке моей… а мне и вовсе — диво дивное — свою комнату отгородили, чего в селе вовсе не принято.
Жила я и вправду княжной.
Только вясковой.
— Присядь куда… аль пойдешь?
Арей куклу поднял, на лавку усадил.
— На тетке твоей… — замолчал, глядючи с ожиданием, и я призналася:
— Не родня она мне, но ее завсегда теткою именовали…
— Хорошо, если так… на ней знак Мораны стоит. И странно, что… не подумай, я не желаю ей дурного. Хотя…
— Боишься?
— Опасаюсь. — Арей не стал кривить душою. — Есть люди, Зослава, которые ходят под богом…
— Все мы под ея рукою…
— И это верно, но ото всех боги далеко, а к некоторым людям то и близко. Никто не знает, как и по каким приметам они выбирают… просто… читал я про целителей, которым кланялись и города, и веси, и люди к ним стекались со всего царства Росского… и пожелай бы такой целитель корону, мигом вздели бы. Да им того не надобно было. Они одним жили — людям помогая. Эта часть натуры их такова была, что и не переломить… а пишут изредка и о других, которые жизнь могли легко отобрать… травкой вот или касанием, взглядом даже. И это вновь же было вне воли их. Такие люди сами над собой власти не имеют, Зослава. Им боги говорят…
И замолчал.
Это он об чем сейчас распинался? Не об том ли, что тетки Алевтины я страшиться должна? Что повелит ей Морана мою жизню забрать, а тетка не сумеет воспротивиться?
И страшно выходит, да только… ежели бы Темное сестре моя жизнь надобна, так неужто не сыщет она иного способу? Она ж в мире везде… и бывало, что бережется человек смерти. И себя бережет. И не ест он еды вредное, и живет по законам Божининым… а все одно, то лествица из-под ног вывернется, то гадюка неведомо как в постелю заползет, то и вовсе в чашке воды потонут.
У смерти тысячи дорожек, и для каждого человеку — своя.
— Не боишься, значит, — с интересом заметил Арей. И кукле волосья пригладил.
Эх, надо было на ярмарке не жалиться, а купить красивую, с лицом резным да покрашенным, с волосьями длинными, в убранстве роскошном… этаких кукол для дочек боярских делают.
Была бы Станьке радость.
Да и мне… ныне, в доме своем былая ревность виделася глупою. Что мне с сиротою делить? Сама-то сирая… стали б сестрами. Я, помнится, одно время очень бабку просила, чтоб она мне сестрицу нашла… вот и нашла.
— Что ж, Зослава, тебе лучше знать… только… я молчать буду. Да и ты постарайся про тетку свою никому… даже намеком. Тут половина людей — соглядатаи царицыны. Другая половина — не только царицыны. Многим любопытно, что ты за человек, где живешь и чем дышишь. Магов среди них нет, а простому люду… передай своим, чтобы осторожней были в речах.
Кивнула я: сама о том думала, потому как одно дело — меж своих шептаться, а другое — с чужаками. Да барсуковцы не глупые, никто лишнего словечка не скажет. Будут с гостями добры да приветливы, но и только.
— Видишь ли, Зослава, — меж тем продолжил Арей, — Моранья травница — редкий дар… опасный, но и ценный. Подумай, что даст та же царица человеку, который способен избавить ее ото всех врагов… так избавить, чтоб никто дурного не подумал. С одним боярином болезнь приключится. Другой от старости уйдет… третий… не мне рассказывать. А что бояре дадут за шанс крохотный царицу неугодную на тот свет спровадить?
Ох, и тут игрища этии. Я уж надеялася, что дома-то без них будут.
— А может, не о деньгах думать станут и выгоде, но испугаются, как бы кто больше не дал… и тогда, со страху…
Он замолчал.
А и говорить не надобно, сама розумею: у страха глаза велики. Похоронят тетку Алевтину туточки, и не спасет ее Моряниное темное благословение.
— Что ж… — Арей куклу тронул. — Я… пойду, наверное? А то еще… у Лойко язык длинный, такой только резать, да неможно…
