И точно, вскоре старший группы подошел к нам с многочисленными пакетами, в которые сложили обнаруженные у покойника вещи, и объявил, что они здесь закончили, остается лишь взять с меня письменные показания. Но Кузьминок следовать протоколу не пожелал.
— Изложи все в письменном виде до конца дня, — потребовал он, — вечером пришлю кого-нибудь.
— И еще непонятно как с карабином быть, — замялся следователь, демонстрируя пакет с двумя стреляными гильзами двенадцатого калибра. — Разрешение оформлено, огнестрельных ранений у покойника не зафиксировано.
— Хмелев, ты в кого-нибудь попал? — уточнил Григорий.
— Нет.
— Карабин оставляйте, — распорядился тогда контрразведчик.
— А с этим что? — указал я на мертвеца.
— Позже заберут в морг на опознание, — пожал плечами следователь.
— Особые приметы есть? — уточнил Кузьминок.
— Нет. Возможно, что-то под одеждой обнаружится. Карманы пустые, одежду явно специально для дела приготовили.
— Хорошо, — кивнул Григорий, — возбуждайтесь по попытке похищения, по убийству готовьте отказ. Приеду, подпишу. Да, тут стрельба недалеко была, заберете ее у Могилевского и объедините в одно производство.
— Есть основания?
— Есть.
Следователи погрузились в «газель» и уехали; перед баром остались стоять «Хантер» и УАЗ группы быстрого реагирования.
Я запер дверь и спросил, заранее зная ответ:
— Что за перестрелка?
— Сосед твой фургон перехватил. Сел на хвост, когда он от бара отъезжал, и нагнал неподалеку. — Кузьминок подошел к стойке и взял чудом не сброшенный на пол бутерброд.
— Может, чай? — предложил я.
— Да, давай.
Я поднял с пола чайник, перешагнул через покойника и ушел на кухню. Набрал воды, поставил его на плиту, потом быстро нарезал булку белого хлеба и кольцо кровяной колбасы и вернулся в бар.
— Угощайтесь.
— Ты этого кадра точно раньше не видел? — указал Григорий на покойника.
— Нет.
— Не встречал в «Западном полюсе», к примеру?
— Не поручусь, — воздержался я от однозначного ответа, собрал разлетевшиеся по полу хлеб и колбасу и выбросил их в мусорное ведро. Сходил за чайником, наполнил две кружки, пожал плечами. — Всего персонала в лицо не знаю.
— Владимир Михайлович уверил меня, что не причастен к этому прискорбному инциденту.
— Было бы странно, возьмись он утверждать обратное, — буркнул я, откусил от бутерброда и отпил чаю.
Кузьминок последовал моему примеру, потом сказал:
— Я ему верю.
— А мне, значит, нет?
— От разрыва контракта потерял ты, а не «Западный полюс». Нет никаких причин оказывать на тебя давление.
— Нормальное такое давление, — хмыкнул я, допил чай и вынес из подсобки ведро с лентяйкой. Кровь смывать лучше прежде, чем она намертво в доски пола въесться успеет.
— Правда, на фургоне и в самом деле была надпись «Западный полюс», — вздохнул Григорий, взяв с тарелки новый бутерброд, — тебе не показалось.
— Угнали?
— Гордеев говорит, ватман приклеили.
Я наполнил ведро водой, сунул в него нацепленную на лентяйку тряпку и предложил:
— Если фургон перехватили, не хотите на место съездить?
— Не хочу, — просто ответил Кузьминок и долил себе чаю.
— А чего так?