исправить сам. Не так ли, Артист?
— Так, наверное, — Луи как-то сник.
— Я ведь к чему это говорю. Ты же собрался объявить, что командир у нас плохой, давайте другого назначим.
Каранелли ошарашенно смотрел на Олега.
— А как ты догадался?
— Меня учили. Это наука называется психология. Так вот, напрасно, Артист! Ты просто блестящий командир. Мгновенно придумал, как подъехать вплотную к грузовику. Справился с последними фрицами голыми руками. Понимаешь? А ты про ошибки свои! А мы что? Лучше? Почему я не сунул запасной магазин в карман? Почему опытный драгун Данилов не смог выдернуть ногу из стремени? И знаешь, дивизионный генерал Каранелли, давай лучше ошибки изучим, чтобы не повторять. А кто командир, а кто не очень, больше обсуждать не будем. Не возражаешь, Князь?
— Из нас троих мое слово самое маленькое, тем более, сегодня. Но если кому интересно — я свое мнение менять не намерен.
И тяжелый разговор превратился в обычный. Главный вывод — нужно иметь больше навыков в обращении с оружием. Лучше его понимать. Ну и конечно, учиться друг у друга.
Уже около полуночи Лемешев пошел ставить на тропинку сигнальную веревочку с привязанными мисками и ложками.
— Послушай, Коля, — негромко проговорил Луи, — у тебя ведь спина почти не болит?
— Нет. Совсем уже не чувствую боли. Так, немного чешется.
— Еще полдня тому назад ты упал с лошади, под спину попал автомат. Чудо, что ты совсем не сломал позвоночник. Лемешеву неделю назад по спине прикладом врезали — он до сих пор морщится, когда неудачно повернется. А у тебя только немного чешется. Покажи, где тебя ножом ударили.
Данилов закатал рукав. Над локтем в свете костра удалось рассмотреть тоненькую полоску более светлой кожи.
— Прошла всего неделя. Где ты слышал о ножевых ранения, которые заживают за неделю так, что трудно найти шрам? Ты руки Олега видел? Кисти до сих пор струпьями покрыты. И сегодняшняя царапина у него за неделю не заживет. Что-то с нами не так. Я ведь еще раз ошибся сегодня. Тот немец, что дольше всех продержался, — очень хорошим солдатом оказался. Он штык вынул из ножен и рядом в траву положил. Винтовку он повернуть не успел, но лезвие между ребер чуть не загнал. Я едва успел удар блокировать, но бок он мне сильно поцарапал. Смотри!
Каранелли одним движением задрал обе рубахи верхнюю и исподнюю. Ниже подмышки сантиметров на пятнадцать шел длинный косой багровый шрам. Но сказать, что он получен двенадцать часов назад, язык не поворачивался. Рана не сочилась кровью, рубец сухой, запекшаяся короста, казалось, уже готова отвалиться.
— Что же ты молчал?! Надо было промыть, перевязать.
— Сначала недосуг было, а потом, когда руки дошли, показалось, что уже ничего и не нужно. И кажется мне, Коля, что, когда мы на сто тридцать лет вперед прыгали, с нами еще что-то произошло.
— Знаешь, Луи, я уже не вижу причины удивляться. Раз через время перепрыгнуть смогли, то почему бы и ранам не начать быстро заживать.
Глава седьмая
ЛЯДЫ
I
— Вам трудно в это поверить, господа! Да, именно господа! Понимаю, вы привыкли к обращению «товарищи». Я тоже. Я тоже ваш товарищ, коммунист. Да, да — коммунист! Бывший, конечно, но, тем не менее, настоящий коммунист.
Лейтенант фельджандармерии Анатолий Клюк в ладно подогнанной форме стоял перед заключенными лагеря, источая тонкий аромат одеколона. Отлично выбритый, свежий, он воплощал собой успех и уверенность, столь присущую офицерам немецкой
