Ратники, подняв копья и опершись на них, с усмешкой наблюдали за поведением нежданного пришельца. К подобному зрелищу они были привычны, к ним за чудом со всей Руси люди не первый век приходили.
– Хороша водица! – довольный собой, вернулся к вещам Олег. – Надеюсь, я ни одного источника не пропустил?
– Девичьих слез превыше всех источников испил, – сообщил факельщик, и стражники засмеялись.
Вода из «девичьих слез», как известно, обещала женщинам страстную любовь и скорое замужество.
– Значит, судьба такая, – не стал обижаться ведун. – Так чего, вы меня тут бросите али приютите все же?
– Приютим, не сомневайся, – пригладил бороду факельщик. – Не столь часто гости к нам из озера вылазят. В порубе до утра посидишь, опосля разберемся.
– У вас там сено хотя бы есть? – поинтересовался Олег, собирая вещи.
– Соломой обойдешься. Меч отдай, не дозволено.
– Это нет! – тут же вскинул оружие ведун. – Или я иду в поруб вместе с добром, или мы расходимся прямо здесь. Не нравятся мне ратники, что по ночам за стенами крепостей али лагерей своих гуляют.
– Проку-то тебе от меча в клети подземной?
Олег многозначительно улыбнулся.
– Ладно, посадник утром решит, – не стал обострять спора факельщик. – Пошли.
Идти оказалось совсем недалеко. По уже знакомой ведуну дорожке они поднялись на обрыв, повернули вправо, и факельщик отворил низкую дверь сруба, собранную из сосновых плах[4]. Олег нырнул туда, нашарил у стены кучу сваленной соломы, так же на ощупь добыл из мешка спальник, раскрутил и забрался в него.
– Эй, водяной, вылазь!
Казалось, прошел всего миг, но из-под двери уже вовсю лился свет, а от стен струилось тепло. Олег потянулся, вылез из спального мешка, подтащил ближе мешок походный, достал ремень, опоясался, меч завернул в спальник.
– Эй, бродяга, тебя чего, вытряхать надобно?
– А дверь-то отперта? – спросил в ответ Середин.
– Да открыта, выходи!
Ведун толкнул плечом створку, легко отлетевшую на полосе из толстой буйволовой кожи, заменяющей петли, шагнул на открытое место, зажмурился от яркого света.
– Вот, боярин, сей смерд ночью плескался. Как из озера вылез, так враз и полонили.
– Ты кто таков будешь, человече?
Солнце било Середину в глаза, и только сильно прищурившись, он увидел, что перед ним стоит совсем молодой паренек, лет восемнадцати, гололицый, в простой рубахе и шароварах, но на шее висит тяжелая золотая гривна, пояс его наборный, с золотыми и янтарными пластинами. Рукоять меча и ножны тоже сверкали самоцветами, сапоги же были красными, из тонко выделанной кожи. Здешний князь? Хотя нет, в Изборске князей никогда не было. Значит, посадник… Или лучше переборщить? Как бы оскорбления не вышло.
– Ведуном Олегом меня все кличут, княже, – приложив руку к груди, слегка поклонился Середин. – По поручению князя Русского ведьму с Тверского тракта пытался выкинуть. Да так, получается, вышло, что сама она меня выбросила. Придется, стало быть, сызнова на Тверцу скакать, заканчивать.
– Для боярина русского зело бедно смотришься, путник. Таковых ко двору дядюшки мого вовсе не пускают.
– Увы, княже, не боярин, – виновато развел руками Олег. – Знатностью и серебром не богат. А что до правителя земель русских допущен был – так не чести ради, а для развлечения. Поединок магов на пиру князь затеял. Боярам для смеха, нам для проверки.
– Не зови меня князем, – все же поправил его юноша. – Посадник я здешний, боярин Переяр.
Ведун поклонился снова, выражая свои извинения.
– Что же ты победой не хвастаешься, гость известный? – поинтересовался из-за плеча боярина широкоплечий пожилой воин с хитрыми морщинками вокруг глаз и тонкой седой бородой. Несмотря на жару, одет он был в синий плащ, запахнутый и сколотый медной фибулой, покрытой разноцветной эмалью с непонятным рисунком. – Наслышаны мы о веселье сем, молва разбежалась быстро. Коли ты это есть, а не сказочник бродячий.
– Чего хвастаться, коли о том и так вся Русь прознать успела?
– Жаль, у нас тебе состязаться не с кем, – пожалел боярин Переяр. – Волхвов и тех не осталось.
– У вас же тут святилище на все земли знаменитое! – удивился Олег. – Куда же все волхвы из него пропасть могли?
