Середин оделся и пошел вслед за боярином.
Наверх подниматься не пришлось. Посадник отдыхал в палатке, поставленной рядом со святилищем, неподалеку от озера. Тут, конечно же, было шумно – но ревущие ключи, водопадом рушащиеся из стены на камни, вздымали облако брызг, а потому возле реки Жизни было свежо и прохладно даже под палящим солнцем. Прохладно было и в палатке, в которой стояли два сундука, стол и несколько кресел, колыхалась натянутая на раму незаконченная вышивка. Над нею трудилась девочка лет пятнадцати, одетая в белое свободное платье. Впрочем, учитывая парчовое оплечье, осыпанное самоцветами, широкий бархатный подол и вышитую красно-зеленым катурлином[8] полосу от горла и до самого низа, одеяние можно было считать уже не белым, а просто очень светлым. Голову укрывал белый же платок, прижатый шапочкой с соболиной оторочкой. То есть ребенок был замужем – девицы на Руси волосы обычно не прятали.
– Это боярыня Негумира, – поднялся из кресла юный посадник. – Супруга моя пред небом и людьми. Ты сказывал, надобно тебе для обряда ее увидеть.
– Я сказывал, хоровод заводить первая красавица города должна, – неуверенно возразил Олег. – Если боярыня не желает, она может отказаться.
– Ты считаешь, она недостаточно красива? – пошел краской Переяр.
– Тут ты решаешь, боярин. Коли отпускаешь, то так и скажи. Через костер прыгать, с девицами хоровод водить, с отроками за руки кружиться. Хоровод знатности не различает.
Паренек заколебался, посмотрел на покорно опустившую голову девочку, кашлянул:
– Хозяйка города обряд зачинать должна. Она, стало быть, и будет. Вот! И девиц иных краше Негумиры моей нету!
– Иди сюда, боярыня, – поманил знатного ребенка ко входу Середин. – Луг под городом видишь? Квадрат ставь под городом, от него к кустам иди, там спираль кружи, там же и воротики делай. Коли вдруг девки голые средь прочих появятся, того не замечай, не то спугнешь. От тебя сие зависит, на тебя прочие смотреть станут. За воротами к камышам отходи и там круги закручивай. Потом целования, гадания, прыжки… – Он покосился на нервно тискающего оголовье меча Переяра. – Ну а после сего тихо к дороге отступать можно и к городу отходить. Только не зови никого! Внимание привлекать нельзя. Ежели кто из девиц на русалиях останется – значит, останется. Там уже каждый за себя будет. Украшений не надевай, из одежды только рубаха и платок.
Ведун перевел дух и повернулся к посаднику:
– А что парням делать, я вам всем особо расскажу, когда вместе соберетесь.
День закончился быстро. Когда солнце покатилось к закату, под мысом, на котором стояла крепость, стали собираться девушки, не в пример обычному одетые не в сарафаны с широкими подолами, а всего лишь в исподние рубахи, и почти все простоволосые. Поначалу они просто болтали, чему-то смеялись. Потом в сопровождении наряженного в красную косоворотку мальчишки пришел пожилой гусляр, сел на камень на склоне, положил на колени свой инструмент, подергал за струны, прошелся по ним пальцами, заиграл что-то неторопливое. Через пару минут мальчик, достав из-за пазухи свирель, добавил свою тонкую нотку в мелодию старшего товарища. Почти сразу послышалось посвистывание с дороги – кто-то там воспользовался пищалкой.
Девушки затоптались, а потом из рыхлой толпы выдвинулась Негумира, в одной руке держа платок, а другой вытягивая из кучки девицу постарше. Та вела за собой третью, третья – четвертую. Вскоре кучка вытянулась в одну линию, которая добралась до середины луга, повернула, еще раз и еще, свернувшись в итоге в квадрат. На углах изборчанки разомкнули руки, и одна прямая линия стала нырять под руки девушкам из другой, пробегая змейкой, вернулась на место, следом так же побежала вторая, потом третья, четвертая. Через четверть часа это перестроение завершилось, и девочка-боярыня отважно потянула девичью линию к потемневшим в сумерках кустам.
– Морозко, костры зажигай, – пихнул локтем ратника ведун.
Мальчишка со свирелью и свистун подошли ближе к девушкам, выводя мелодию, а линия превратилась в змейку. Возле самых кустов Негумира принялась закручивать девушек вокруг себя в длинную спираль. Когда же та стала слишком тугой, нырнула соседкам под руки, выбираясь на свободу. Естественно, возникла путаница, руки то разрывались, то смыкались снова – боярыня закрутила спираль вновь и опять рассыпала, потянула…
Олег нетерпеливо потер запястье. Если русалки там, в кустах, где он вечером разложил последнее тряпье, то не удержатся, захотят тоже поиграть, повеселиться. Скучная у них там жизнь, в омутах. А тут – просто выйди да в суматохе в хоровод пристройся, за руки возьмись и гуляй, как живая.
Девичья линия подтянулась к камышам, выстроилась в круг, замкнулась, пошла, напевая в такт песне. Туда же пошли молодые парни из города и слободы, составили внешний круг, побежали навстречу девичьему кругу, что-то выкрикивая совершенно не в музыку.
