- А это еще зачем?
- Просто затем, что я женщина. А женщины существуют не для того, чтобы возить через границу всякое дерьмо, а для того, чтобы рожать.
- Слушай, лапуля, кончай эту тему, а то я от жалости разрыдаюсь!
- Я тебе не лапуля, - она холодно взглянула на него, - и тебе по этому поводу волноваться не стоит. Ты и твоя жалость мне никогда не понадобятся!
- А зря, - нимало не смущенный этой отповедью сказал водитель, и она поняла, что ей не стоило демонстрировать свою слабость перед этим ничтожеством. - Ты многое теряешь, поверь.
- Верю, - безразлично сказала она.
- Доверяй, но проверяй. Может, остановимся?
- Если тебе нужно подрочить, валяй, останавливайся. Я, так и быть, подожду. Вряд ли это будет долго.
Она с удовлетворением пронаблюдала за сменой выражений на его лице. Удар, как всегда, был нанесен расчетливо и точно, и на некоторое время он замолчал. На секунду она даже пожалела об этом.
Возможно, потрахаться было бы неплохо, но тогда они опоздали бы к назначенному сроку, а это было просто недопустимо. Опоздание свело бы на нет недели усилий, сопряженных со смертельным риском, уничтожило бы надежду изменить это постылое существование...
За весь день они остановились только один раз.
Съели по порции подозрительных шашлыков в придорожном кафе, посетили вонючую будку, стыдливо схоронившуюся от людских глаз, и без промедления отправились дальше. После остановки за руль села она и всю дорогу гнала так, что ее спутник избегал смотреть на спидометр. Время от времени укрепленный на лобовом стекле антирадар начинал квакать и мигать лампочкой. Тогда ей приходилось снижать скорость. Но как только затаившаяся в кустах милицейская машина оставалась позади, она снова давила педаль газа, моля небо лишь об одном: чтобы этот чертов шедевр отечественного автомобилестроения не развалился посреди дороги и благополучно довез их до места.
Солнце, весь день неторопливо перемещавшееся по небу в полном соответствии с законами природы, теперь зависло впереди, изо всех сил стараясь выжечь глаза сидевшим в машине. Оба надели солнцезащитные очки: она - с зелеными стеклами, он - с совершенно фанфаронскими зеркальными, чем вызвал у нее новую вспышку раздражения. Ближе к вечеру, уже в Псковской области, она загнала машину в придорожную рощу и немного прогулялась по свежему воздуху, пока ее спутник менял номера.
В приграничной полосе машина с московскими номерами привлекает к себе слишком много нежелательного внимания. Старательно припорошив фальшивые номерные пластины пылью, они вымыли руки и тронулись дальше. За рулем снова был Квадрат.
Уже стемнело, когда они добрались до места, где их дожидался проводник. Места кругом были совершенно дикие - дремучие леса, озера, мелкие речушки и раскинувшиеся на многие гектары непроходимые болота, густо населенные прожорливым комарьем.
Они находились неподалеку от стыка трех границ - российской, белорусской и латвийской. Все три границы были одинаково дырявыми, но на дорогах последнее время, как поганые грибы, вырастали блокпосты. При известном мастерстве и некоторой доле везения их можно было обойти, что и делалось уже неоднократно при помощи того самого человека, который сейчас шагнул в отбрасываемый фарами конус белого света и поднял в приветственном жесте левую руку. В правой у него была зажата тульская двустволка с обшарпанным прикладом и без ремня - ремней на оружии он не признавал, предпочитая носить его под мышкой. Он вообще был человеком традиционным во всем, в том числе и в одежде. Брезентовый плащ, засаленная форменная фуражка и сроду не чищенные кирзачи, казалось, приросли к его коже.
Борисыч вразвалку приблизился к машине и, отлепив от нижней губы беломорину, наклонился к открытому окошку.
- Привет, залетные, - хрипло сказал он, распространяя густой самогонный дух - опять же, традиционный. - Вы, однако, минута в минуту. Уважаю.
- Садись, Борисыч, - сказал Квадрат, распахивая заднюю дверцу. Кончай трепаться, поехали.
Женщина, перегнувшись через спинку, убрала с заднего сиденья свою сумочку, и проводник с кряхтеньем и добродушными матюками, цепляясь за все прикладом ружья, втиснулся в машину. Он сильно хлопнул дверцей, защемив при этом полу плаща, матюкнулся, открыл дверцу, подобрал плащ и снова хлопнул дверцей, да так, что машину качнуло.
- Ручку оторвешь, - предупредил его Квадрат.
- А ты не боись, - успокоил его проводник, - ежели что, так и новую купишь, не обеднеешь. Денежки-то мои у вас?
- На месте получишь, - не оборачиваясь, сказала женщина.
- Как всегда, значит, - не то удовлетворенно, не то разочарованно констатировал Борисыч. - А много ли дадите? Надо бы таксу поднять инфляция, понимаешь, мать ее через семь гробов в мертвый глаз...
- И какая сволочь придумала средства массовой информации? - ни к кому не обращаясь, с легкой горечью в голосе вопрошал Квадрат. - Поднимем, поднимем, - пообещал он проводнику, - ты, главное, проведи как надо.
- Проведем в лучшем виде, - с готовностью откликнулся тот. - Впервой нам, что ли? Давай, ехай, чего стал?
Машина осторожно двинулась по грунтовой дороге между двумя стенами леса, который в свете фар казался совершенно непроходимым. Несмотря на жару, дорога то и дело ныряла в глубокие лужи, объехать которые не было никакой возможности - лес подступал к грунтовке вплотную. По лобовому стеклу то и дело хлестали ветки, корявые пальцы сучьев царапали борта, а в воздухе мелодично звенели неисчислимые полчища кровожадных комаров. Один раз дорогу перебежал кто-то неразличимо-стремительный и довольно крупный, и женщина вздрогнула, с трудом подавив испуганный вскрик.
В редких просветах между ветвями над головой сверкали звезды, крупные, как шляпки шиферных гвоздей.
- Р-р-романтика, - мечтательно сказал Квадрат, посмотрев на звезды. Машину немедленно тряхнуло на ухабе, Борисыч ударился носом о ствол ружья и снова добродушно выматерился.
- На дорогу смотри, - скомандовала женщина, - романтик!
- Да чего на нее смотреть, - огрызнулся Квадрат, - все равно ухаб на ухабе. Хочешь, чтобы не трясло, летай самолетами Аэрофлота... Правда, там таможню по лесу не обойдешь, - подумав, добавил он.
Женщина промолчала. Ей было не до пререканий.
Чем ближе подъезжали они к условной линии, разделявшей два государства, тем сильнее становилось нервное напряжение и тем меньшее значение имело то, что говорил и делал ее спутник. Совсем скоро этот зануда вообще перестанет иметь какое-либо значение, если все пойдет как надо и если проводник не выберет какой-нибудь новый маршрут.
Борисыч, впрочем, и тут остался верен традиции, не считая нужным искать новый маршрут. Некоторое время в машине царило молчание, нарушаемое только репликами проводника, указывавшего, в какую сторону свернуть на очередной развилке.
Напряжение росло, и наконец даже толстокожий Квадрат почувствовал его.
- Что-то мне не по себе, - сказал он, внимательно глядя перед собой в рассеченную бледным светом фар темноту.
- Надо же, - насмешливо сказала женщина, - неужто испугался?
- Да нет, - досадливо дернул головой водитель, - не то. Просто такое чувство, будто что-то не так.
Женщина покосилась в его сторону с невольным уважением. Все-таки не стоило сбрасывать со счетов его бывшую специальность. Совсем недавно этот человек был майором госбезопасности, а это что-нибудь да значило. Он, похоже, обладал феноменальным чутьем на опасность. Впрочем, не таким уж и феноменальным, раз согласился на эту поездку и добрался почти до самого конца.
- Нервы, - стараясь, чтобы голос звучал спокойно, проговорила она, нервишки. Нервишечки.
- Да, ребяты, - подал голос с заднего сиденья Борисыч, - работенка у нас с вами нервная.
"Тоже мне, коллега выискался, - подумала она. - С нервами".
- Направо ворочай, - сказал Борисыч через некоторое время. Квадрат послушно повернул и сразу же надавил на тормоз.
