- Вот, блин, - в сердцах сказал он, - плакали наши денежки. Придется отстегивать. Эй, дед, - обернулся он к Борисычу, - это что, уже граница?
- Ни хрена не понимаю, - растерялся тот. - До границы еще километров пять будет. Откуда ж они тут взялись? Навстречу машине шел, прикрываясь ладонью от света фар, человек в плащ-накидке, из-под которой виднелась форма латышского пограничника. Из-под правой руки у него выглядывало куцее рыло короткоствольного автомата.
- Латышские стрелки, мать их, - копаясь в бумажнике, пробормотал Квадрат. - Бабки на дорогах отстреливают. Пограничник подошел, нагнулся, и отступив на шаг от дверцы, с твердым прибалтийским акцентом скомандовал:
- Всем выйти из машины! Таможенный и паспортный контроль.
- Слушай, командир, - начал Квадрат, - какой таможенный контроль, тут же Россия. Ты, браток, того.., заплутал малость. - Всем выйти из машины, не меняя тона, сказал пограничник. - Вы находитесь на территории Латвийской республики.
Прошу предъявить документы и вещи для досмотра.
- Старый козел, - сказал проводнику Квадрат, неохотно открывая дверцу. - Хрен тебе, а не бабки. Таксу ему повысить...
- Ни хрена не понимаю, - как заведенный, повторял Борисыч, - не понимаю ни хрена.
Между тем из темноты на дорогу шагнули еще двое пограничников, недвусмысленно наводя автоматы. Пассажиры "москвича" вслед за хмурым Квадратом выбрались из салона в звенящую комарами ночную прохладу. У Борисыча сразу же отобрали ружье, которое тот безропотно отдал.
- Мужики, - сказал бывший майор госбезопасности Круглов заискивающим тоном, - давайте разойдемся по-хорошему...
Он снова полез в бумажник. Пограничник ждал, стоя с протянутой рукой. Взяв деньги, он посветил на них фонариком, кивнул, спрятал куда-то под плащ-накидку и вдруг спокойным и в то же время почти неуловимым жестом выдернул у Круглова из пальцев бумажник.
- Теперь товар, - стальным голосом приказал он.
- Какой еще товар? - не вполне соображая, что происходит, удивился Круглов. То, что происходило с ним сейчас, напоминало кошмарный сон никогда до сих пор у него не возникало проблем с таможенниками ни с той, ни с другой стороны границы. Механизм перевозок до сих пор функционировал безупречно, удовлетворяя всех, и казался отлаженным раз и навсегда. И вот теперь в нем что-то дало сбой, и сбой этот, похоже, мог ему дорого обойтись. - Какой товар, ребята? Вы что, белены объелись? Какой вам нужен товар?
- Вольфрам, - спокойно сказал латыш. - Иридий... Я не знаю, что еще. Вы знаете. Отдайте товар.
- Что-то я вас, ребята, не пойму, - еле сдерживая злобу, произнес Круглов-Квадрат. - Вы, кажется, не совсем понимаете, что творите. Да стоит мне словечко шепнуть, от вас мокрого места не останется...
Однако, посмотрев на их лица, он вдруг понял, что все трое находятся в здравом уме и твердой памяти, и, как человек многоопытный, словно наяву увидел то, что будет дальше. Затравленно взвизгнув, он пригнулся и метнулся в сторону, прочь от машины и стоявших возле нее людей, и ему удалось раствориться в темноте, но навстречу ему оттуда, из темноты, вдруг ударила короткая очередь, остановив его на бегу и швырнув навзничь на сырую от росы землю. Из темноты вышли еще двое в плащ-накидках и приблизились к лежавшему на земле экс-майору, который еще слабо шевелился, скребя пятками по земле, - видимо, ему представлялось, что он бежит через лес, уходя от погони. Один из пограничников наклонился, словно намереваясь помочь раненому. Приглушенно и буднично хлопнул контрольный выстрел, тело Круглова выгнулось крутой дугой и, безвольно обмякнув, глухо шлепнулось о землю.
Борисыч вышел из транса, чувствуя, как быстро остывает на ночном холодке пропитавшая брюки горячая влага. "Мать честная, обмочился", подумал он, но тут же отогнал неуместную мысль - сейчас было не до того. Бросив быстрый взгляд на соседку, он едва не впал в полубессознательное состояние вторично - в рассеянном свете фар было отчетливо видно, что та улыбается, жадно наблюдая за тем, как убивают ее напарника. Туда же смотрели и те трое, что стояли у машины.
Все они стояли у передней части автомобиля, в то время как Борисыч, вылезший из задней дверцы, так возле нее и остался. Ему показалось, что у него есть один-единственный шанс. Стоять здесь означало дождаться неминуемой смерти, и Борисыч решил рискнуть. Он резко присел и метнулся под прикрытие заднего борта, а уже оттуда, не чуя под собой ног, пулей метнулся через дорогу в лес. Ему удалось проделать это быстро и бесшумно, и он исчез в темноте прежде, чем автоматчики успели среагировать; но спасительная темнота подвела, и в лес он вломился с треском и хрустом, как стадо ошалевших от ужаса лосей, за которыми гонятся волки. На этот треск и хруст отозвались автоматы, вокруг засвистело и защелкало, но не задело, и он уже решил было, что пронесло, но тут с маху налетел левым плечом на невидимое впотьмах дерево, и его отбросило назад и в сторону, как раз под пулю, которая раскаленным шилом воткнулась в другое плечо.
- Уй-й-й-а, с-с-с... - тихонечко взвыл Борисыч, кое-как выровнял бег и бросился, поминутно оступаясь и падая, через лес, крюком забирая влево, чтобы обойти Старое болото и берегом его выйти на тропинку, ведущую к кордону.
Вслед ему выстрелили еще несколько раз и перестали. Не то поняли, что это уже бесполезно, не то просто боялись, что на выстрелы явится кто-нибудь из местных пограничников. Что бы ни говорили эти умники, Борисыч твердо знал, что до латышской границы еще пять с гаком верст, а значит, то, что только что случилось обыкновенный разбой, и обнаруживать себя латышам не резон. На это только он сейчас и надеялся, на это лишь рассчитывал.
Постреляют, плюнут, заберут, что надо, да и подадутся восвояси.
Но баба, баба-то какова, а? Ведь это она, сука такая, их навела! И сказать-то про это некому, не местная ведь она, а из самой, вроде бы, Москвы. Ах ты, мразь подколодная! За мою доброту, за мою работу ты мне пулю? Так-то у вас в Москве с людьми расплачиваются?
"Господи ты боже мой, - думал Борисыч, зажимая ладонью рану в плече и чувствуя, как вместе с кровью уходят силы, - страх-то какой, господи! Вот не думал, не гадал, что, такое приключится! Да чтобы я еще хоть раз!.. Хрен вам, падлы заезжие, сами дорогу ищите, коли у вас в одном месте свербит!"
- Ушел, - констатировал старший группы, остановившей вишневый "Москвич". - Плохо.
Он повернулся к женщине, по-прежнему стоявшей возле машины, и спросил, сильнее обычного коверкая русские слова:
- Кто это был?
- Проводник, - устало отозвалась та. - Местный егерь. Живет на каком-то кордоне в лесу. Его надо догнать.
- Я знаю этот кордон, - сказал другой пограничник и быстро заговорил по-латышски. Остальные четверо внимательно выслушали его и, согласно кивнув, разошлись. Двое направились к "Москвичу", а трое исчезли в темноте. Через минуту там зажглись фары и с ревом завелся двигатель.
- Садись в машину, - сказал женщине пограничник. - Поехали к твоему проводнику.
Латыш, сказавший, что знает дорогу к кордону, сел за руль, развернул машину и поехал через лес в обратном направлении.
До рассвета оставалось еще несколько часов - вполне достаточно для того, что они собирались сделать.
Глава 4
Илларион Забродов, вооруженный острым шилом и мотком прочной просмоленной дратвы, восседал верхом на некрашенной деревянной лавке и чинил ботинок. Вчера, поддавшись на уговоры не в меру гостеприимного хозяина, он позволил напоить себя самогоном с самого утра. Это называлось "поправить голову" и было бы еще ничего, не отправься они после этого на охоту. Голова егеря оказалась поправленной весьма основательно. Пройдя километра два, он вдруг завалился на бок под елкой и во всеуслышание объявил, что желает вздремнуть. Илларион решил не оставлять его одного и, нагрузившись двумя ружьями и бесчувственным телом своего хозяина и проводника, двинулся в обратный путь. Дело осложнялось тем, что старенькая "тулка" егеря была без ремня, а у Иллариона не было третьей руки.
