Охранники уже привыкли к Карлсону и пастору и не опасались всерьез, что те сбегут, так что начальник охраны выкрикнул скорее удивленно:
— Стоять! Куда это вы собрались?
Аллан остановился вместе с пастором на самом пороге свободы и сделал удивленное лицо:
— Да нас же отпустили. Разве господин премьер-министр вам не сообщил?
Пастор Фергюсон, напуганный до смерти, заставил себя втянуть немного кислорода через нос, чтобы не потерять сознание.
— Ни с места, —твердым голосом скомандовал начальник охраны. — Никуда не уходить, пока я не получу подтверждения от господина премьер-министра, что вы говорите правду.
Троим охранникам велели глаз не спускать с пастора и господина Карлсона, а сам начальник охраны пошел по коридору к гаражу, чтобы все разузнать. Аллан ободряюще улыбнулся стоящему рядом пастору и сказал, что теперь, уже совсем скоро, все уладится. Если только не полетит ко всем чертям, конечно.
Поскольку глава тайной полиции, во-первых, вовсе не давал Аллану и пастору разрешения бежать, а во-вторых, даже не планировал это делать, то реакция его была бурной:
— Что ты сказал?! Стоят у входа и лгут тебе в глаза?! Нет, ну сволочи, какого хрена…
Начальник тайной полиции ругался редко. Он всегда следил за тем, чтобы держать некий стиль. Но теперь он был в ярости. И, верный своей привычке, он ткнул сигаретой в кофе этого проклятого Карлсона, прежде чем решительным шагом подняться по нескольким ступенькам, ведущим в коридор.
Точности ради надо сказать — он успел дойти только до чашки, поскольку на этот раз в ней был не кофе, а чистый нитроглицерин, смешанный с черными чернилами. А потом рвануло так, что разнесло в клочья главу тайной полиции и его начальника охраны. Белое облако вырвалось из гаража и понеслось по коридору, в дальнем конце которого стояли Аллан, пастор и трое охранников.
— А теперь пошли, — сказал Аллан пастору, и они пошли.
Все трое охранников были начеку и успели подумать, что надо задержать Карлсона с пастором, но спустя десятые доли секунды сдетонировала — как логическое следствие того, что гараж превратился в море огня, — взрывчатка в «де сото», предназначенном для Уинстона Черчилля. И тем самым дала понять Аллану, что ее более чем хватило бы для выполнения поставленной задачи. Все здание тут же перекосило, и первый этаж охватил огонь, так что Аллан несколько скорректировал свою предыдущую команду, данную пастору:
— Лучше побежали потихоньку.
Двоих из троих охранников ударной волной отбросило к стене, и они вспыхнули огнем. А третий от растерянности не сообразил, что надо ловить бывших заключенных. Несколько секунд до него доходило, что же случилось, а потом он бросился прочь, чтобы избежать участи своих товарищей. Аллан и пастор побежали в одну сторону. А единственный оставшийся охранник кинулся в другую.
После того как Аллан таким оригинальным образом вызволил пастора и спасся сам, пришла очередь и пастору принести пользу. Он знал, где расположены практически все дипломатические миссии, и довел Аллана до самой двери шведского посольства. Там он, в благодарность за все, крепко обнял бывшего сокамерника.
Аллан спросил: а чем сам пастор теперь намерен заняться? Где, кстати, находится британское посольство?
Не так далеко, сказал пастор, да только что ему там делать? Там все и так уже англикане. Нет, пастор разработал новую стратегию. Если последние события чему его и научили, так это тому, что здесь все начинается и кончается Национальной организацией сведений и безопасности. Значит, нужно перестроить эту организацию изнутри. Как только все сотрудники и помощники тайной полиции станут англиканами — все пойдет как по маслу.
Аллан сказал, что знает в Швеции неплохой сумасшедший дом — на случай, если вдруг господин пастор в дальнейшем хоть немножко опомнится. Пастор отвечал, что не хотел бы ни в коей мере показаться неблагодарным. Но он же призван, раз и навсегда, и теперь пришла пора проститься. Он, пастор, думает для начала попытаться найти выжившего охранника, который тогда побежал в другую сторону. В душе он милый и добрый мальчик, его наверняка удастся склонить к истинной вере.
— Прощай! — торжественно произнес пастор и зашагал прочь.
— И ты бывай! — сказал Аллан.
Аллан долго глядел ему вслед и думал, что мир чудно устроен и пастор, того и гляди, переживет даже то, что затеял теперь.
Но тут Аллан ошибся. Пастор нашел охранника, который блуждал по парку Шахр в центре Тегерана с автоматом, снятым с предохранителя, в обожженных руках.
— Так вот ты где, сын мой, — сказал пастор и направился к нему, чтобы обнять.
— Ты! — закричал охранник. — Это же ты!
И с этими словами застрелил пастора двадцатью двумя выстрелами в грудь.
Которых могло быть еще больше, не кончись патроны в магазине.
В шведское посольство Аллана впустили — благодаря его сёдерманландскому говорку. Но дальше начались сложности, поскольку документов, кто он такой, у Аллана не оказалось. А посольство ведь не может взять и выписать ему паспорт просто так, а тем более помочь с билетом домой. К тому же, сказал третий секретарь посольства, в Швеции как раз ввели систему особых личных номеров, и если господин Карлсон на самом деле провел за границей столько лет, то он вряд ли есть в этой системе. На это Аллан отвечал, что пусть даже всем шведам имена теперь заменили на номера, сам он был, есть и будет Алланом Карлсоном из Юксхюльта близ Флена и теперь хотел бы, чтобы господин третий секретарь любезно оформил ему надлежащие документы. Третий секретарь Бергквист на данный момент оказался самым главным в посольстве. Он был единственным, кого не взяли на проходящую в Стокгольме дипломатическую конференцию. И естественно, едва все уехали, так все и началось. Мало того что весь центр Тегерана уже скоро час как охвачен пожаром. Так теперь вот заявляется никому не известный человек и утверждает, будто он швед. Безусловно, некоторые признаки указывают на то, что это так и есть, но правила нарушать нельзя, если только не хочешь, чтобы твоя карьера внезапно закончилась. И третий секретарь Бергквист повторил свой вердикт — никакого паспорта не может быть выдано, поскольку господина Карлсона невозможно идентифицировать.
Аллан сказал, что господин Бергквист, видно, из упрямых будет, но все устроится, если только у господина третьего секретаря найдется телефон, откуда позвонить.
Да, телефон у третьего секретаря есть, хотя звонок стоит дорого. Куда господин Карлсон, собственно, собирается позвонить?
Аллан, которого уже несколько утомила упертость третьего секретаря, отвечать не стал, а вместо этого сам спросил:
— А премьером-то у нас там Пер Альбин теперь будет или кто?
— Чего? Нет-нет, — удивленно проговорил третий секретарь, — его зовут Эрландер. Таге Эрландер. Премьер-министра Ханссона в прошлом году не стало. Но зачем…
— Если вы теперь немножко помолчите, то скоро все узнаете.
Аллан поднял трубку, набрал номер Белого дома в Вашингтоне, представился и попросил к телефону старшего секретаря президента. Та сразу же вспомнила господина Карлсона, к тому же она слышала о нем столько хорошего от президента, поэтому если дело у господина Карлсона в самом деле спешное, то она посмотрит, нельзя ли разбудить президента, — господин Карлсон ведь понимает, в Вашингтоне еще только начало девятого, а президент Трумэн спросонок обычно не слишком бодрый.
Вскоре трубку взял разбуженный президент Трумэн, и они с Алланом несколько минут неторопливо и сердечно обменивались последними новостями, прежде чем Аллан наконец перешел к делу. Не мог бы Гарри сделать такую милость — позвонить новому шведскому премьер-министру Эрландеру и объяснить ему, кто такой Аллан, и может, Эрландер тогда позвонит третьему секретарю Бергквисту в шведское посольство в Тегеране и скажет, чтобы Аллану выдали паспорт без всякой волокиты?
