Прокурору Ранелиду пришлось сделать с десяток глубоких вздохов у распахнутого окна кабинета, прежде чем мозг заработал снова. Надо звонить Аронсону, думал Ранелид. И надо,чтоб Аронсон нашел жертву номер три. И надо,чтобы нашлись следы ДНК, связывающие столетнего мужчину с тремя жертвами. Надо.Иначе Ранелид просто опозорится.
Едва услышав в трубке голос прокурора Ранелида, комиссар Аронсон принялся рассказывать, что Аллан Карлсон локализован и в настоящий момент находится под арестом (хоть и отбывает этот арест на кухне, готовя для Аронсона кофе с булочкой).
— Что касается остальных подозреваемых, то они, полагаю, где-то поблизости, но думаю, стоит сперва вызвать подкрепле…
Прокурор Ранелид перебил комиссара и в отчаянии рассказал, что жертва номер один найдена мертвой в Джибути, а жертва номер два — в Риге и что цепочка косвенных доказательств вот-вот рассыплется.
— Джибути? — повторил комиссар Аронсон. — Где это?
— Не знаю, — сказал прокурор Ранелид, — но явно дальше двух миль от Окерского Завода, что страшно ослабляет мою линию. Теперь тебе обязательно надонайти жертву номер три, слышишь, Ёран? Ты долженего найти!
И тут как раз на террасу вышел только что проснувшийся Пер-Гуннар Ердин. Он вежливо и в то же время выжидательно кивнул комиссару Аронсону, который уставился на него во все глаза.
— По-моему, номер третий уже сам меня нашел, — сказал он.
Глава 23
1968 год
В посольстве Индонезии в Париже у Аллана не было никаких обременительных должностных обязанностей. Новый посол Аманда Эйнштейн предоставила ему комнату с кроватью и сказала, что Аллан может заниматься чем в голову взбредет.
— Но было бы очень любезно с твоей стороны помочь с переводом, если вдруг, не дай бог, придется встречаться с иностранцами.
На что Аллан отвечал, что совершенно не исключает такого драматического оборота событий с учетом особенностей Амандиного нового назначения. Первый иностранец предстоит уже завтра, если Аллан правильно понимает?
Аманда чертыхнулась: в самом деле, завтра надо отправляться в Елисейский дворец для аккредитации. Церемония хоть и на две минуты, но их вполне хватит, чтобы ляпнуть какую-нибудь глупость, если человек к этому предрасположен — а такую предрасположенность Аманда за собой подозревала.
Аллан согласился, что Аманде иной раз и правда удается сморозить что-нибудь этакое, но на приеме у президента де Голля все, без сомнения, обойдется, ее дело — говорить только по-индонезийски, а в остальном держаться любезно и с улыбкой.
— Как ты сказал, его звать-то? — переспросила Аманда.
— По-индонезийски, договорились? — повторил Аллан. — А лучше вообще по-балийски.
После чего Аллан отправился прогуляться по французской столице. Во-первых, решил он, не повредит размять ноги после пятнадцати лет сидения в шезлонге, а во-вторых, увидев свое отражение в посольском зеркале, он вспомнил, что не стригся и не брился с самого извержения вулкана в шестьдесят третьем году.
Однако ни одной работающей парикмахерской найти не удалось. Да и вообще ничего не работало. Все было закрыто — такое впечатление, что забастовали все парижане до одного, а теперь захватывают здания, и ходят на демонстрации, и переворачивают машины, и кричат, и ругаются, и кидаются друг в дружку всякой всячиной. Полицейские заграждения виднелись вдоль и поперек улицы, по которой теперь, пригибаясь, шел Аллан.
Все это напоминало только что покинутый Бали. Разве что погода малость прохладнее. Аллан, прервав прогулку, повернулся и пошел обратно в посольство.
И едва не столкнулся с взволнованным послом. Только что позвонили из Елисейского дворца и сообщили, что вместо двухминутной церемонии аккредитации состоится продолжительный обед, что госпожа посол приглашена со своим супругом и, разумеется, с персональным переводчиком, что президент де Голль, со своей стороны, намерен пригласить также министра внутренних дел Фуше, и наконец, немаловажная деталь — на обеде собирается присутствовать американский президент Линдон Б. Джонсон.
Аманда была в отчаянии. Две минуты в присутствии одного президента она бы, может, и продержалась, не рискуя собственным пребыванием в стране, но три часа,и к тому же с двумя президентами за одним столом!
— Что происходит, Аллан?! Как так могло получиться? Что нам делать? — причитала Аманда.
Однако превращение двухминутного рукопожатия в продолжительный обед с двойным комплектом президентов казалось непостижимым даже Аллану. А пытаться постичь непостижимое было не в его натуре.
— Что делать? По-моему, сейчас же найти Герберта и пойти куда-нибудь выпить всем вместе. Дело-то уже к вечеру идет.
Продолжительность церемонии аккредитации с участием президента де Голля с одной стороны и посла отдаленной и второстепенной страны — с другой составляла обычно шестьдесят секунд, но допускалось увеличение ее даже в два раза, если дипломат вдруг оказывался чересчур разговорчив.
То, что в случае с послом Индонезии все внезапно стало по-другому, объяснялось соображениями большой политики, о которых Аллану заранее ни за что было не догадаться, если бы он даже и попробовал.
Дело в том, что в американском посольстве в Париже сидел президент Линдон Б. Джонсон и мечтал о политическом успехе. Протесты по всему миру против войны во Вьетнаме набирали ураганную мощь, и символ этой войны, президент Линдон Б. Джонсон, не был особо популярен, прямо скажем, нигде. Джонсон уже давно отказался от планов переизбраться в ноябре на новый срок, но неплохо бы остаться в истории с каким-нибудь более приятным эпитетом, чем «убийца» и другие грубости, которые теперь скандируются чуть не на всех углах. Поэтому Линдон Б. Джонсон сперва приостановил бомбардировки Ханоя, а потом фактически добился созыва мирной конференции. Что на улицах того самого города, где предстояло провести конференцию, разгорелась настоящая война, президента Джонсона даже забавляло. Теперь этому де Голлюбудет чем заняться.
Президент Джонсон считал де Голля засранцем, который начисто забыл, кто именно, засучив рукава, кинулся в свое время спасать его страну от немцев. Но раз и навсегда установленные правила политической игры не допускали, чтобы французский и американский президенты, находясь в одной столице, по крайней мере не отобедали вместе.
Соответственно, обед был заказан, и его предстояло пережить. К счастью, французы облажались (Джонсона это не удивило) и нечаянно заказали своему президенту два обеда вместо одного. Поэтому нового индонезийского дипломата — кстати, даму! — тоже пригласили. Что президента Джонсона крайне устраивало, поскольку тогда можно будет общаться с ней, а не с этим де Голлем.
Хотя на самом деле никакой ошибки не было, просто сам президент де Голль лично и в последний момент принял решение изобразить,что это так. Тогда мероприятие будет более терпимым, а он сможет общаться с индонезийским послом — кстати, дамой! — а не с этим Джонсоном.
Президент де Голль не любил Джонсона, но это было не столько личное, сколько исторически обусловленное. США под конец войны попытались поставить Францию под американское управление — они хотели украсть его страну! Как мог де Голль простить такое, пусть даже их нынешний президент и ни при чем? Нынешнего президента, кстати… Джонсон… точно, его зовут Джонсон.Никакого стиля у этих американцев, полагал Шарль Андре Жозеф Мари де Голль.
Аманда и Герберт посовещались и решили, что на время обеда в Елисейском дворце Герберту лучше остаться в посольстве. Таким образом, считали оба супруга, будет вдвое меньше риска, что все провалится к чертям собачьим. Аллан так не считает?
Аллан помолчал, взвешивая варианты, и произнес:
