— Не скажу, — ответил прокурор Ранелид и удалился.
Ну как такое вообще могло получиться? Прокурор Ранелид сидел, запершись у себя в кабинете, и курил, впервые за семь лет. Он должен был войти в историю шведского судопроизводства как первый, кто сумел осудить убийц нескольких человек несмотря на то, что тела убитых так и не обнаружены. И вдруг тела обнаруживаются.Причем совсем в другом месте. А тут еще жертва номер три оказывается жива, хотя ей-то уж следовало быть мертвее всех остальных. Сколько же неприятностей от этой троицы!
— Да за одно это убить бы гада, — бормотал прокурор.
Однако теперь, когда на кону репутация и карьера, убийство вряд ли станет лучшим выходом. Прокурор мысленно подытожил то, что наговорил журналистам. Итак, в заключение этой жуткой пресс-конференции он четко сформулировал: Карлсон и его подельники невиновны. Только потому, что сам Ранелид… толком ничего не знает. Что же там, в конце-то концов, могло произойти? Ведь Болт Бюлунд точноумер на той дрезине. Тогда какого черта он умирает через несколько недель после этого, да еще и на другом материке?
Прокурор Ранелид клял себя за то, что поторопился встретиться с прессой. Сперва надо было взять Аллана Карлсона с дружками, все выяснить — а уж потом определиться, что СМИ следует знать, а без чего они обойдутся. А теперь — после столь категорического признания невиновности Карлсона со товарищи — задержание их ради простого «получения разъяснений» может быть расценено чуть ли не как незаконное преследование. Тем не менее выбирать Ранелиду не приходится. Он должен все выяснить…причем выяснить еще до пятнадцати часов следующего дня. Не то в глазах коллег он из прокурора превратится в клоуна.
Комиссар Аронсон пребывал в чудесном расположении духа, сидя на качелях в Клоккарегорде и попивая кофе с булочкой. Погоня за пропавшим столетним мужчиной закончена, к тому же и арестовывать симпатичного старичка уже не надо. Зачем этот дед вылез через окно почти месяц назад и что потом происходило на его пути, конечно, предстоит еще выяснить, если только это имеет какое-то значение. В любом случае дело не настолько спешное, чтобы сейчас нельзя было просто посидеть и поболтать.
Погибший в автомобильной аварии и воскресший Пер-Гуннар «Шеф» Ердин тоже вроде мужик вполне приличный. Он тут же предложил перейти на «ты», сказав, что предпочитает, чтобы его называли Ежиком.
— Меня это вполне устраивает, Ежик, — сказал комиссар Аронсон. — А я Ёран.
— Ёжик и Ёран, — сказал Аллан. — Звучит неплохо — может, вам открыть совместный бизнес?
Ежик отвечал, что для участия в совместной фирме с комиссаром полиции он питает недостаточное уважение к вмененному подоходному налогу и тому подобному, однако поблагодарил Аллана за идею.
Так что атмосфера сразу же установилась самая непринужденная. И не стала хуже, когда к присутствующим присоединились Бенни и Прекрасная, а после Юлиус и Буссе.
Разговоры на террасе велись обо всем на свете — кроме того, что происходило со всеми присутствующими в течение последнего месяца. Грандиозный успех имел Аллан, когда вдруг показался из-за угла в компании слона и совместно с Соней продемонстрировал небольшой танцевальный номер. Юлиус все никак не мог нарадоваться, что его уже не арестовывают, и наконец принялся состригать свою бороду, которую отпустил ради конспирации, чтобы можно было показаться в Фальчёпинге.
— Надо же, всю жизнь был кругом виноват, а теперь вдруг бац — и невиновен! — ликовал Юлиус. — Невыразимое ощущение!
Буссе, со своей стороны, заметил, что это повод принести бутылочку настоящего венгерского шампанского и выпить вместе с комиссаром. Комиссар слабо запротестовал, говоря, что у него же во дворе машина. Ехать ему, правда, только до Фальчёпинга, где у него номер забронирован, но ему как комиссару в принципе неловко садиться за руль под градусом. Но тут вступил Бенни, заметив, что, может, трезвенники вообще — если верить Аллану — и угроза миру во всем мире, но польза от них тоже бывает, когда надо кого-нибудь подбросить на машине.
— Да выпейте вы бокал шампанского, господин комиссар, а я уж позабочусь, чтобы вы прибыли в вашу гостиницу, когда вам нужно и в лучшем виде.
Уговаривать комиссара не пришлось. Он так давно страдал от дефицита человеческого общения, что, попав наконец в приятную компанию, ломаться не стал.
— Ладно уж, выпьем тогда по бокальчику за вашу невиновность, полиция не может этого не поддержать, — сказал он. — Или тогда уж парочку, вон вас как много…
Общее веселье продолжалось уже часа два, когда мобильный комиссара Аронсона зазвонил снова. И снова это был прокурор Ранелид. Он рассказал Аронсону, что в силу неудачного стечения обстоятельств только что на встрече с прессой объявил невиновными троих мужчин и женщину практически окончательно. К тому же ему надо меньше чем за сутки узнать, что на самом деле происходило в промежутке между сегодняшним днем и тем, когда старикан Карлсон сбежал через окошко, поскольку пресса ожидает этой информации завтра в пятнадцать ноль-ноль.
— Другими словами, ты по уши в дерьме, — ответил захмелевший комиссар.
— Ты должен мне помочь, Ёран! — умолял прокурор Ранелид.
— Чем именно? Переместить труп в другое место? Или поубивать тех, кому хватило наглости быть не настолько мертвыми, как тебе хочется?
Прокурор Ранелид признался, что такая идея ему уже приходила, но что она вряд ли осуществима. Нет, надежда на другое — что Ёран сумеет как-то договориться с Алланом Карлсоном и его поде… помощниками… насчет того, как бы и самому Ранелиду туда подъехать завтра с утра для коротенькой — и совершенно неофициальной! — беседы о том о сем… чтобы, так сказать, внести ясность в то, что в последнее время происходило в сёдерманландских и смоландских лесах. А заодно прокурор Ранелид попросит у четверых невиновных прощения от имени полиции Сёдерманланда.
— Полиции Сёдерманланда? — переспросил комиссар Аронсон.
— Да… ну… вернее, от моегоимени, — сказал прокурор Ранелид.
— Ах вот как. Ты знаешь что — ты расслабься чуток, Конни, а я тебе перезвоню. Перезвоню через несколько минут.
Комиссар Аронсон закончил разговор, после чего сообщил присутствующим радостную новость: прокурор Ранелид только что провел пресс-конференцию, на которой подчеркнулневиновность Аллана Карлсона и его друзей. Заодно комиссар передал просьбу прокурора — позволить ему приехать завтра утром для выяснения подробностей.
Прекрасная отреагировала на это темпераментной речью насчет того, что ежели начать тут распинаться перед самим прокурором, что да как было в последние недели, то добром это вряд ли кончится. Юлиус с ней согласился. Нет уж, невиновны так невиновны!
— Да я еще к этому и привыкнуть не успел. Так что будет страшно жалко, если вся моя невиновность пойдет прахом меньше чем за сутки.
Но Аллан попросил друзей перестать беспокоиться из-за пустяков. Все равно газеты и телевидение не оставят их в покое, пока не узнают всю историю. Так лучше уж один раз скормить ее прокурору, чем потом еще неделями иметь полный двор журналистов.
— Кроме того, у нас ведь еще целый вечер, чтобы придумать, что нам сказать, — сказал Аллан.
Последней реплики комиссару Аронсону слышать совершенно не хотелось. Он поднялся, чтобы обозначить свое присутствие и не дать остальным наговорить такого, без чего уши Аронсона вполне могли бы обойтись. И сказал, что, пожалуй, поедет, если хозяева не возражают. Если Бенни так любезен, что подвезет его до гостиницы в Фальчёпинге, то Аронсон будет крайне признателен. По дороге Аронсон собирается позвонить прокурору Ранелиду и передать, что его ждут завтра часиков в десять утра — пойдет? А завтра Аронсон приедет на такси, если не для чего другого, так хоть машину заберет. Ну что, не выпить ли еще напоследок по полбокальчика этого изысканного болгарского шампанского? Ах, оно венгерское? Не все ли равно!
